Во время посещения Звездного городка нам организовали встречу с летчиком—космонавтом А. А. Леоновым, показали все учебно-тренировочные комплексы: бассейн, барокамеру и все остальное специальное оборудование, используемое в подготовке к полетам будущих покорителей космоса. В Музее космонавтики лично меня ждала весьма неожиданная встреча. Женщина-экскурсовод оказалась Леной Литвиненко, моей бывшей сокурсницей времен учебы на общенаучном  факультете ОГУ в городе  Николаеве. Я вежливо поздоровался с нею и заметил, что она меня не узнала. А мне хорошо запомнился тот день, когда она сорвала нам сдачу экзамена по зарубежной литературе. Экскурсия оказалась познавательной, богатой фактами из истории начала  покорения космоса и я не стал напоминать экскурсоводу времена нашей юности.
   Интересной и познавательной была экскурсия на киностудию имени Горького, о существовании которой мы знали только из титров кинофильмов, снятых на этой "фабрике грёз". Дирекция студии устроила нам встречу с Наталией Гурзо и Алексеем Ваниным, исполнителем одной из главных ролей в кинофильме "Калина красная". Нас провели по съемочным павильонам, где снималось сразу несколько кинокартин, как говорится, показали кухню кино изнутри.
   Конечно же, не обошлось без выезда в Горки ленинские, последний приют умирающего вождя пролетарской революции. Так что время, проведенное в столице не прошло для нас впустую. Кто хотел, тот взял все возможное от истории и культуры.  

 «Beriozka—souvenirs»
   В последние дни пребывания на курсах мы заметили, что в наших карманах совсем не осталось вожделенных рублей. Даже на мелочевые сувениры домашним, с которыми встреча была уже не за горами. И тут мой новый товарищ, капитан—разведчик Виктор, вспомнил, что у него где-то завалялись чеки «Внештогбанка» на сумму сто рублей, которыми им платили в Афганистане. Отоваривать их было возможно только в магазинах "Березка", торговавших в те времена импортными товарами за валюту. Виктор предложил мне поехать с ним в такой магазин, где можно попробовать поменять эти чеки на рубли и поделиться добычей.
    Я уже не помню вблизи какой станции метро находилась эта злополучная "Березка". Запомнился только путь к ней: из подземного перехода прямо один квартал, потом поворот налево и сразу же магазин. Вышли, прошли, повернули  и тут от стены дома отделился  амбал и предложил купить у нас чеки, если они у нас имеются, по рубль пятьдесят за номинал  в один рубль. Мы сделали вид, что не заметили ни его, ни его предложения и пошли в магазин.
    — Ну и зря, — услышали вдогонку.
    Продавцы в магазине сказали нам, что надо купить что-нибудь на незначительную сумму, а разницу нам сдадут рублями. Самым дешевым "что-нибудь" оказались импортные зажигалки, но их стоимость как раз укладывалась в сумму имевшихся у Виктора чеков. И он решился вступить в переговоры со встретившимся нам менялой.
   Парень стоял на прежнем месте и Виктор подошел к нему. Они пошли в сторону входа в метро. Туда же направился и я. Мои спутники с целью соблюдения конспирации зашли в телефонную будку. Я ждал у входа в подземку.  Парень вышел первым, держа руки в карманах, и сразу же растворился в толпе. За ним явился свету и Виктор,  издалека помахавший мне червонцами. Когда спустились в подземный переход он стал и пересчитал купюры. Их оказалось не пятнадцать, а всего десять.
     — Как, как это могло случиться, ведь я их несколько раз пересчитал? — сокрушался Виктор.
     — Скажи спасибо, что он не фантики конфетные тебе всучил, — это было все, что я мог сказать в этом случае. Слово "лох" тогда еще не было в обиходе.
     Виктор, как и обещал, честно поделил со мной добычу пополам. Домой мы отправились с мандаринами, апельсинами, копчеными охотничьими колбасками, растворимым кофе, еще какой-то дребеденью. Должок ему я отправил сразу же по прибытию в родные края в адрес воюющего Московского пограничного отряда.

   Командирская подготовка в Бресте 
   Так закончилась моя последняя длительная поездка на учебу. Дальнейшее совершенствование профессиональных навыков и знаний продолжалось в системе командирской подготовки.
   А за этим вопрос никогда не стоял. Все было строго по плану штаба округа. Уже через неделю после моего возвращения из Москвы пришла телеграмма о выезде командира части и начальника политотдела на сборы по командирской подготовке в город Брест. Здесь, на базе  Брестского пограничного отряда и ОКПП "Брест", в течение десяти суток мы снова окунулись в формы и методы управления частями, тактику пограничных войск, изучение боевой техники и вооружения, поступающих в части, топографию и другие премудрости пограничной науки. Пользы от этих десяти суток пребывания в Бресте было значительно больше, чем от двухмесячных Высших курсов в Москве.   Разница заключалась в том, что там преподаватели отдавали предпочтение классике, теории, а здесь занятия организовывали практики, заинтересованные в конечном результате. Если разговор шел, например, о допущенном прорыве нарушителя государственной границы, то просчеты командования отряда и ошибки заставы обсуждались на схемах, делались выводы и разрабатывались конкретные меры по недопущению подобных случаев. И они не допускались в дальнейшем, исходя из предыдущего опыта. Практические стрельбы производились по плану, независимо от погодных условий, изо всех видов стрелкового оружия, КПВТ и гранатомета АГС—17 включительно. Из него стрельба, как известно, производится в позе сидя, но полковничьих задниц никто не жалел даже в лютый мороз, а реклама простатита тогда еще не существовала. Из крупнокалиберного пулемета стреляли находясь в железобетонном бункере, заглушки на ушах не очень то глушили пулеметную трескотню, некоторые офицеры после таких стрельб еще по несколько дней прикладывали руку к уху, чтобы расслышать говорящего. Эти "мелочи" не принимались во внимание. Настоящий командир и политработник должны были все уметь, все испытать, чтобы грамотно готовить личный состав к действиям в боевой обстановке. (На фото: группа командиров частей и начальников политотделов на сборах в Бресте).

   Непростой 1988—й год
   Год 1988-й с двумя восьмерками, символами бесконечности, выдался для меня годом сплошных черных полос. Он сопровождался чередой чрезвычайных происшествий, ранее не характерных для нашей части. И исходили они, как ни странно, от офицеров — нашей надежды и оплота.
    Первой ласточкой оказался старший лейтенант, проявивший признаки маниакальной педофилии. Родители нескольких детей младшего школьного возраста рапортом доложили о его сексуальных предложениях их детям и потребовали удалить его из  коллектива под угрозой физической расправы. Под видом планового медицинского обследования нам удалось отправить его в госпиталь, а оттуда в психбольницу. В медицинском  заключении врачи написали, что это больной не их профиля, а заниматься им должна военная прокуратура. Командир части возбудил уголовное дело. Следствие велось почти год и закончилось осуждением офицера на два года с содержанием в колонии—поселении.  
   За этим последовал случайный наезд машины скорой  помощи на гражданского старика, переходившего трассу в неустановленном месте. Родственники написали заявление об отказе от претензий к солдату—водителю и уголовное дело было закрыто за отсутствием состава преступления. Но серое пятно легло на часть неприятной тенью.
   У нас было расхожим в войсках изречение, что если есть два чрезвычайных происшествия, то следует ожидать третьего.
   И оно случилось. Произошел совершенно непредвиденный суицид на бытовой основе. Отравился таблетками начальник одной из служб отряда. Попытки врачей вернуть его к жизни не увенчались успехом.
   Командир в это время находился в отпуске. Комиссия, прибывшая в часть, сразу же взялась за поиск виновных. Таковыми попытались сделать начальника штаба (в это время им был подполковник Александр Репко, недавно вернувшийся из Афганистана, где служил на должности советника) и, естественно, меня, как начальника политотдела, якобы не предусмотревшего и не предотвратившего развития событий. Саше сразу предложили назвать место, где он хотел бы продолжить службу.
  По тому, как суетились клерки из состава окружной комиссии и как нагло вел себя ее председатель, полковник—кадровик, мы с Александром Николаевичем поняли, что этой группе живодеров поставлена задача сделать оргвыводы по составу командования части. Полковник бесцеремонно выгнал из кабинета заместителя начальника штаба.
     — Ищите себе другое место, здесь я буду работать!
     В этот кабинет он и вызвал для беседы Александра Репко и меня.
    Беседа началась с крика и безосновательных обвинений. Саша прервал его прокурорскую речь внезапным вопросом.
     — А что это вы на нас орете, товарищ полковник? Что шубка у жены уже потерлась?
     — Идите  пока. Позже я буду говорить с вами с каждым по отдельности, — вдруг изменив тон, сказал полковник.
     — А что за шуба, Саша? — спросил я, когда мы вышли из кабинета.
     — А когда я прибыл из Афганистана, я ему презент сделал. Сунул под стол пакет с шубкой для жены. Он тогда был улыбчивым и сговорчивым. Сразу определил для меня новое место службы. Прямо «мед» был, а не человек. Не было у него тогда и тени злости на лице, не было и звериного оскала. Орать он вздумал на меня! Уеду отсюда, а вопли этого живодера слушать не буду.
    Александр сразу же написал рапорт с просьбой о переводе в другой пограничный округ.  Его просьбу удовлетворили сразу же. Он был направлен в Архангельск на равнозначную должность. Видимо, не хотелось полковнику, чтобы шубка вылезла где—то на уровне военного совета округа. Вот и поспешил избавиться от спесивого подполковника.

    Война одиночки с бюрократической машиной
    Со мной вопрос обстоял несколько сложнее. Я не чувствовал за собой никакой вины и ответственности за это чрезвычайное происшествие. На предложение написать рапорт на перевод в другую часть ответил категорическим отказом. Это сразу же создало определенные трудности для вершителей судеб. Слишком велико было желание сожрать с потрохами и без особых затруднений. Сбивало с толку частное определение военного суда, в котором отрицалась моя даже косвенная причастность к имевшему место происшествию. Но нашелся все-таки "Малюта Скуратов" в руководстве политотдела округа. Им оказался заместитель начальника политотдела полковник А.Мастяница, сменивший на этой должности Александра Сергеевича Артемова, который убыл на должность начальника политотдела округа в Среднюю Азию и уже примерил генеральские погоны.
   С начала ноября меня временно отстранили от исполнения служебных обязанностей. Их возложили на прибывшего уже после описанного мной чрезвычайного происшествия заместителя подполковника Ю. В. Зырянова. С Юрием Владимировичем у меня сразу же сложились отличные деловые и товарищеские отношения. Он тоже недавно пережил тяжесть опалы. Это назначение было для него в определенной степени реабилитацией.
   В конце ноября  поступило предложение принять участие в работе группы офицеров округа по проверке деятельности Львовского пограничного отряда.  
   Я отказался под предлогом того, что в данное время не имею никакого должностного статуса.
   Вопрос решился уже на следующий день.
Пришла телеграмма с приказом о временном назначении меня старшим инструктором политотдела округа и включении в группу проверки.
   Валять дурака никому не было дозволено. Работа и только работа. Я с удовольствием умчался в Дрогобыч, где встретился с хорошо знакомыми мне офицерами округа. Работа по инспектированию пограничных застав и пограничной комендатуры была хорошо известным процессом. Две недели пролетели как один день. Вернувшись домой стал периодически выходить на работу, теперь уже в качестве консультанта, как инструктор политотдела округа. Ребята—политотдельцы были благодарны мне за это.
  В декабре у нас должна была состояться отчетно—выборная партийная конференция. Прибывший для участия в ее проведении новый начальник политотдела округа Герой Советского Союза полковник Ю. В. Бабанский сказал, что судьбу мою решит исход конференции. Конференция прошла на высоком уровне. Заключительным ее моментом было заседание вновь избранной парткомиссии по выборам ее секретаря. Его решили провести в моем кабинете. По дороге от клуба до здания политотдела большой киевский начальник, взявший себе в подмогу еще и начальника политотдела Львовского пограничного отряда полковника Сергея Ахмадинурова, назвал мне фамилию офицера, которого, по известному штампу "есть мнение политотдела округа" надо было избрать на должность секретаря парткомиссии. Мнение же коммунистов партийной организации части было совершенно противоположным. Все мы считали, что на этой выборной должности должен остаться уже показавший себя в работе подполковник Валерий Герасимович Платонов, очень порядочный человек с большим опытом партийно—политической работы, завоевавший авторитет. Менять его на новичка в этом деле, которого надо будет учить и наставлять, абсолютное большинство членов партии считало нецелесообразным.
    Тем более, я чувствовал, что протеже политотдела округа сполз с чьей-то волосатой руки. Его избрание входило бы в полное противоречие с моими понятиями о партийной и воинской чести.
    Для исполнения воли старшего начальника немного и нужно было. Всего-навсего при открытии заседания парткомиссии произнести сакраментальное "есть мнение избрать секретарем товарища..." — и дело сделано.  
    Я же поступил по другому. Открыл заседание и сразу же спросил мнение коллектива.
    — Какие будут предложения по кандидатуре на должность секретаря, товарищи коммунисты?
    Предложили подполковника Платонова.
    Вторым был предложен офицер, предлагаемый политотделом округа.
    Голосовали в порядке поступления кандидатур.
    Против был только голос майора, который избранным быть уже не мог.
    Когда я закрыл заседание и все вышли на улицу, природа торжествовала по поводу свершившегося факта справедливости тишиной и мягко опускавшимися на землю крупными хлопьями снега. Полковник Ю. Бабанский отозвал меня в сторонку и сказал:
    — Вы нас не поняли, в таком случае будем решать вопрос, куда вас отсюда спихнуть.
    — Всегда готов, — ответил я второй половиной пионерского салюта.
    Сергей Александрович Ахмадинуров, стоявший рядом, тихонько произнес:
    — Ну, и зачем ты это сделал?
    — Так велела партийная совесть и мое личное достоинство, — ответил я тогда.
    Щелкнул каблуками и ушел домой.
    Вот тут то и сгодился полковник А. Мастяница с его талантом делать из людей монстров, по крайней мере на бумаге. Его эпитеты были настолько сочными и яркими, что каждый, кто читал написанные им характеристики, начинал беспрекословно верить изложенному в них почти детективу—триллеру, разбавленному собственным больным воображением.