10. Астрономию преподавала в 10-м классе Анна Васильевна Кирдан, мама моего друга и кума, к сожалению уже ушедшего из жизни Евгения Петровича Радомского. Пожилая одинокая женщина, отягощенная домашними заботами, связанными с уходом за тяжело больными родителями, при этом прекрасный математик, державшая класс в руках — никто и шелохнуться не решался на ее уроках. Она видела все, что делается в классе, кто-то даже за это придумал ей прозвище — "Косая", хотя с глазами у нее было абсолютно все в порядке. Он сумела научить нас любить ночное небо, видеть на нем не просто звездочки, а Созвездия и Галактики Вселенной, чувствовать, что в нашем мире мы не одни, понимать, почему человек устремляется к звездам, мечтает о покорении Космоса. И пусть не все из нас стали космонавтами, астрономами, конструкторами — строителями космических кораблей, но любовь к неизведанному осталась на всю жизнь.
  Математику в 8-10 классах взяла в свои руки Вера Ивановна Костенко. Я ее помню совсем молоденькой девушкой с того времени, когда она в розовой кофточке и черной юбочке, скромно звала от калитки хозяев дворов на нашей улице, спрашивая, не возьмут ли ее на квартиру. В те времена молодежь не очень-то задумывалась, где работать, в селе или в городе. Ехали после вузов туда, куда получали направление, и практически закреплялись там на всю жизнь, обретая семью и работу. Такая судьба была и у Веры Ивановны. Большая часть ее жизни была связана с нашим Каменным Мостом.
Специалист-математик она была прекрасный, ребята, имевшие склонности к математике, получали на ее уроках все необходимое для того, чтобы успешно поступать в технические вузы, иметь карьерный рост на избранном жизненном пути. Я к таковым не относился, решать задачи не хватало выдержки, но с практической геометрией всегда было нормально. Что-то надо было построить навскидку без чертежей, определиться там, где всегда масса советчиков, сделать по-своему и качественно — это всегда получалось. Но увлечение гуманитарными науками всегда преобладало. И я сам удивлялся своей способности, отвечая у доски, решать задачи, доказывать теоремы, получать хорошую оценку и с честью выходить из боя. Ведь дома никогда ничего не учил, стыдно признаться — домашние задания списывал у отличников перед началом урока, притом с большой неохотой. Извините, Вера Ивановна, за поздние признания. Я не виноват. Просто не мое это было — математика.      23.12.2009

11.  Кто преподавал нам физику в 6-7 классах, я что-то уже и не припомню, а вот, за 8-10 классы об этом предмете память на всю жизнь оставил учитель, обладавший особой харизмой, Андрей Борисович Стефаненко.
Высокий, стройный, каждый день недели в другом костюме и новом галстуке, в широкополой черной шляпе и черном драповом пальто, он казался нам особенным, ничем не похожим на других. Входя в класс, всегда широко распахивал дверь, стремительно подходил к столу, бросая на стол Классный журнал, спрашивал: "Ну, кто первый?". Все ложились ушами на парту и замирали. Первым отвечать никому не хотелось, потому что первый выслушивался учителем наиболее внимательно, ему поступало наибольшее количество дополнительных вопросов. За этим, совершенно неожиданно, могло последовать: "Ты почему ничего не знаешь"? "Я учил урок". "Я не говорил — учить. Я говорил — знать! Кол! Дневник на стол!" И красавица-"единица"  сразу вырастала в дневнике на все шесть строчек учебного дня. Вот так!  
  — А теперь ты! — указательный палец левой руки вонзался в следующую жертву, правая в это время потирала подергивающееся место под глазом  (видимо последствия фронтовой контузии).
  Вышедший отвечать, старался излагать материал громко и внятно, но в конце и он должен был получить свое.
  — А, видел, видел, как ты вчера под вечерок в штурпаки на балендрас спешил  (или спешила). Было у нас такое заветное место в заводском саду, где мы, не осмеливаясь в районе клуба показаться, устраивали танцы под гармошку, на которой виртуозно играл выпускник 1960 года Витя Юркин.
  — Не было меня там, что Вы, Андрей Борисович, на мне постоянно выезжаете.
  — О, нашлась выездная лошадь! Ладно, на этот раз прощаю, "четверка"... Но помните, что физика — это главный предмет. Без нее ничто в мире не вертится!
     Не было в школе больше учителей, которые могли бы позволить себе вызвать в классе взрыв смеха, который тут же стихал. Считалось, наверное, что рассмешить — значит сорвать урок. А у Андрея Борисовича этого не могло случиться априори. За смехом моментально наступала мертвая внимательная тишина. И так до следующей шутки или яркого афоризма. Так было все три года.
  Но мне особенно запомнилась первая четверть восьмого класса. Как-то, в самом начале учебного года, я оказался "первым", и получил свой почти обязательный "кол". Всю четверть учил физику почти наизусть и даже решал все эти ненавистные задачи. Постоянно поднимал руку, но Борисович ее почему-то не замечал. За неделю до осенних каникул я подошел к нему и спросил: "Так что же у меня так и будет "кол" за первую  четверть?".
  — А ты что на больше знаешь?
  — Знаю.
  — Ну, что же, завтра приходи к 18.00, у меня уроки в вечерней школе. Посмотрим, что ты знаешь.
    Я и пришел к 18:00. Андрей Борисович тем не менее сказал, что я пришел поздновато, что у него уже начинается урок. Усадил меня в физкабинете на втором этаже (где портрет главного физика Тараса Шевченка до сих пор, наверное, висит), дал учебник и велел учить все что прошли за четверть... Пришел только после четвертого урока, в 23.00.
    — О, а ты чего здесь сидишь?
    — Так Вас же жду, физику сдавать...
Забрал у меня учебник, раскрыл на первом параграфе.
    — Ну, давай, рассказывай, что знаешь.
И слушал мои исповеди от первого до последнего урока, пройденного в этой четверти, задавал дополнительные вопросы. Потом решали задачи. В первом часу ночи прозвучало, наконец:
  — Пора делать выводы, а то спать хочется.
Я заметил проскользнувшую улыбку на лице учителя. И тут же последовали эти выводы, как обычно, "по-андрейборисовически":
  — А ти не дурний хлопець! "Пятірка", але тільки там же був "кол", ну тодi виходить "четвірка" за чверть.

Уже после окончания школы мы иногда встречались с Андреем Борисовичем, чаще всего в автобусе "Первомайск — "Мариновка". Разговор был всегда на тему школы:
   — Так ты теперь, говоришь, учитель. А почему твои бывшие ученики пишут с ошибками? Плохо учишь...
   — А Ваши — задачки-то хорошо решают?
   — Плохо, черт побери.
   — Так о чем мы говорим?
   — А ты не понял? На свободную тему!
     И, как всегда, — широкая улыбка.
Ежегодно, встречаясь с одноклассниками, мы надолго задерживаемся возле памятника на могиле Андрея Борисовича. Вспоминаем, сожалеем, что такая короткая ему была отведена земная жизнь, общаемся с Ниной Петровной, Геннадием Макаровичем, Анной Марковной, иногда с его сыном, Валерием Стефаненко.
Нина Петровна Стефаненко была бессменным завучем школы, нас учила украинской литературе в 8—10 классе. Ее уроки незабываемые. Сейчас вспоминается тема: Леся УкраЇнка "Лісова пісня". Мы читали эту поэму в лицах, это был спектакль, по крайней мере, генеральная репетиция. В душе было у каждого ощущение, что это о нас, юных Ромео и Джульетах, по-украински.
  Нрав у Нины Петровны был крутой, бескомпромиссный. Помнится, поехали мы с Николаем Шевчуком на школьной машине на станцию Бандурка за кирпичом. Вернулись к пяти часам вечера. На этот же день была назначена поездка в парк "Софиевка" в Умань. Кто ездил, тот знает, что такая поездка — праздник. Доложили Нине Петровне. Спросили разрешения идти домой готовится к поездке. Она же нас послала выгружать кирпич. Коля отпустил меня, он не собирался ехать, и нашел помощников; кирпич разгрузили, а я получил за самоволку внушение, однако к отбытию на экскурсию успел прибежать и в третий раз смог посмотреть великолепную усадьбу Потоцких. 24.12.2009

12. Скажу несколько строчек о человеке, сыгравшем решающую роль в моём выборе профессии — преподавателе русской литературы Лидии Степановне Терешко. Именно благодаря ей я узнал и полюбил русскую литературу. Все ее уроки были захватывающими, будоражащими воображение — от "Слово о полку Игореве" и до произведений поэтов советской эпохи. Лидия Степановна вела драматический кружок, особенно любила она А. П. Чехова. Мы активно участвовали в инсценировках "Ионыча", "Хамелеона", "Толстого и тонкого", где я, конечно же, был "Тонким", Петя Василенко — "Толстым", готовили костюмы, парики, бакенбарды, очки без линз, в общем занять себя было чем, скучать не приходилось. Конечно же, все это было интереснее тупых, ничему не обучающих современных игр-стрелялок, типа DOOM, в интернет-клубах.  Вот поэтому-то я и подал документы на русское отделение филологического факультета Одесского государственного университета. Поэтому и написал на "отлично" сочинение, с этим не было проблем. Трудно было остановиться, так как объем письменной работы ограничивался только количеством страниц в тетрадке. В школе я писал сочинения на всю тетрадь двенадцати листовую, а заключение — уже на обложке. Знал, что читать эти опусы, мучение для учителя, но все-таки, писал, нравилось...
 Спасибо, Лидия Степановна. Вы меня научили говорить долго, внятно и связно, благодаря Вам я смог впоследствии читать своим солдатам лекции по четыре часа без конспекта, надеюсь, не вызывая у слушателей зевоты и дремоты.  
Коллегой Лидии Степановны по предмету был Андрей Иванович Рожко, он вел русскую литературу в 10-А, все девчонки восхищались и его преподаванием, и самим учителем. Он в те годы был таким же красивым, как его дочь, Валентина, нынешний школьный библиотекарь.
А вот директора школы бесконечно уважали все жители нашего и окрестных поселков, руководство района.
Все условия для успешной работы педагогического коллектива в школе создавал
 директор Петр Федотович Коломиец, участник боев в Великой Отечественной войне, кавалер ордена "Красная Звезда", удостоенный звания "Отличник народного образования УССР". Безусловно, это его усилиями была создана основная материальная база, которой школа пользуется и поныне. 18 лет директорства — почти третья часть жизни этого ПЕДАГОГА с большой буквы.
Петр Федотович только полгода был нашим непосредственным учителем, читал нам Конституцию СССР 1936 года, но запомнился нам своей требовательностью, организованностью, педантичностью, умением вызвать интерес к своему непростому предмету. Пользовался непререкаемым авторитетом у педагогического коллектива и школьников.        24.12.2009

13. Невозможно представить себе любой приезд в Каменный Мост без встречи с Геннадием Макаровичем Сиваченко . Всегда улыбчивый, жизнерадостный, энергичный, он радостно встречает бывших своих учеников, помнит их всех по имени и фамилии, а некоторым припоминает их школьные успехи и шалости, восхищается успехами в жизни, если таковые имеются. Я помню Геннадия Макаровича совсем молодым человеком. Свою работу в школе он начинал в должности делопроизводителя. Создал в школе фотокружок — фотография всегда была главным его хобби, и он всегда умел увлечь учеников этим искусством. От него мы впервые слышали и запоминали названия и особенности применения химических препаратов — реактивов, используемых во времена черно-белой фотографии, типов фотобумаг: фотобром, унибром, изопанхром, бромпортрет; марок фотоаппаратов: «Лейка», ФЭД, «Москва», «Зенит», «Зоркий», «Смена»; получили первичные понятия о композиции, выдержке, диафрагме, резкости, выборе кадра, об обработке фотопленки, фотопластин, контактной печати, работе с фотоувеличителем.
Геннадий Макарович Сиваченко много снимал нас и даже давал возможность сняться в его каракулевой шапке. Родители никогда не возражали против наших занятий в фотокружке, хотя они проводились вечером. Выпускники следующих выпусков помнят его уже как учителя физкультуры, с которым этот предмет всегда был веселым, жизненно необходимым, развивающим. Да и сейчас, уже в довольно представительном возрасте, Геннадий Макарович является одним их самых активных членов поселковой общины, отстаивает права ветеранов в районной и областной инстанциях, возглавил акцию протеста, когда предпринималась попытка закрыть вокзал "Каменный Мост". И сегодня остались у Геннадия Макаровича, ветерана-фронтовика, лучшие черты характера: интерес к жизни, дух романтики, забота о решении проблем земляков. Дай Бог ему, еще на долгие годы здоровья, радости от детей и внуков, активной общественной жизни.
В 6-7 классах нас учила Анна Марковна Сиваченко, боевая подруга Геннадия Макаровича. Миниатюрная красивая женщина, спокойная, терпеливая к нашим проделкам, на уроках строгая и требовательная, она уверенно прививала нам любовь к родному языку и литературе, сама до самозабвения любила "нашу мову калинову" и передавала нам эти чувства. Помнится мне один момент, связанный с экзаменом по украинскому языку. Проблем у меня с гуманитарными предметами не было никогда. А перед экзаменом такая лень вдруг подступила, что ни в сказке сказать. Выбрал я самый легкий, на мой взгляд, билет №17, выучил его наизусть и почему-то решил, что вытяну именно его. В день экзамена настраивал себя, все время повторяя мысленно цифру "семнадцать". Подошел к экзаменационному столу самоуверенно протянул руку к билетам, так, какой там номер?..  И, о ужас, — не "семнадцать"!..
  — Я не знаю этих вопросов, разрешите взять другой билет, — только и получилось громко прошептать.
  — Бери, но оценка на бал ниже, — сказала Анна Марковна, улыбаясь.
  — Нехай буде так, — сказал я, потянулся за новым билетом, и,  (да-да!) в моей руке билет № 17!
    Я получил свою "четверку" и выбежал на улицу несказанно радуясь.
Этот день я навсегда запомнил. Потом в жизни не раз еще приходилось "тянуть второй билет", решать сложные задачи. Я не боялся рисковать и всегда получалось так, как с билетом № 17. Видать с тех пор Святой Николай помогал, мой Ангел-Хранитель...       28.12.2009

 14.  Вот, пожалуй, и все об учителях, которые учили меня и моих дорогих одноклассников. Но неправильно было бы закончить этот цикл, не вспомнив еще о двух прекрасных людях, которые не были учителями, но внесли свой огромный вклад в наше воспитание и создание комфортных условий для обучения. Первая среди этих двух — Мария Яковлевна Колесниченко, жена нашего классного руководителя в десятом классе Н. Н. Колесниченка. Мать троих детей, к тому времени, когда мы учились в школе, уже взрослых людей, самая младшая, Аллочка, закончила школу на два года раньше меня, ребята были на много старше. А Мария Яковлевна была на вид юной, красивая женщина, с широкой комсомольской улыбкой, всегда готовая к общению со школьниками самых разных возрастов. Мы шли к ней в библиотеку, как к родной мамочке. Она была настоящим педагогом, просто ее предмет был занят и она пошла работать в библиотеку, и оттуда больше никуда не захотела уходить. Самое первое, у нее был круг учащихся, которые получали  такие книжки, которые только что поступали в библиотеку.
      Те, кто не входил в этот круг, бежали к Машеньке просто пообщаться. Когда мы становились старше, библиотека ставала для нас во время перемен местом встреч с девчонками, в которых мы влюблялись. И это всегда было глубокой тайной от всего  педколлектива, который мог, иногда, подвергать осуждению наши юношеские увлечения. В десятом классе, например, я забежал к Марии Яковлевне за очередной интересной книжкой, а она мне: "Ты что вытворяешь, учительская вся гремит, что это за поцелуи с семиклассницами на перроне, у всех на виду. Нина Петровна настроена наказать тебя самым строгим образом". Я ей: " Не знаю, о чем разговор!" Она мне: "В седьмом классе девчонки за тебя подрались"!
"Мария Яковлевна, такого не было, я ничего об этом не знаю", — мычу невнятно.
На второй день: "Я с ними разобралась, твоя подружка ни в чем не виновата, хотя ее и поцарапали, это другая девчонка нафантазировала себе и поделилась своими фантазиями со старшей сестрой, завучем одной из школ в соседнем селе, а та коллеге — Нине Петровне".
Только добрая память осталась о Марии Яковлевне, добром учителе, библиотекаре, оставшемся другом  на всю жизнь.
     Самые светлые воспоминания о себе оставил ещё один замечательный школьный работник — Терентий Данилович Балинский — завхоз школы. Пожалуй, не скажу, что он нас любил отцовской любовью. Но для того, чтобы нам училось комфортно и приятно, этот человек сделал все, что мог. Особенно ещё в старой школе, где в каждом классе топились печки, где уборщицы приходили в пять утра,  чтобы к восьми в классах было тепло. Прийти вовремя, чтобы все проверить — было для него священным долгом.
    Нас он не любил за "химию": за то, что мы узнали, что металл марганец легко воспламеняемый, что он входит в состав сплава, который есть в крючках для вешалок, что достаточно пяти сложенных вместе спичек, чтобы вешалка стала "бенгальским огнем". И одежду больше вешать некуда...
   А еще он не любил, когда наш дружный класс в каникулярное время собирался возле школы и устраивался на бревнах, заготовленных для ремонтных работ. Мы там визжали, играли в третьего лишнего", "в ручеек" и, в принципе, ничего плохого не делали. Но Терентий Данилович считал, само что наше появление возле школы во внеучебное время уже есть нарушение общественного порядка.
Участковый мог не беспокоиться: завхоз обеспечивал порядок на Каменном Мосту, при его появлении нас как ветром сдувало со школьного двора!
    Вот бы в наше нынешнее время побольше людей с таким чувством ответственности. Спасибо Вам, Терентий Данилович, наш внештатный воспитатель.