17:18
Искры памяти. Продолжение,36

1. С 1 января 2006 года в Украине введен в действие (правда, пока частично) Закон Украины "О Статусе детей войны". Идея введения такого Закона пришла в головы депутатов с большим опозданием. Многие из родившихся в тридцатые годы ушли из жизни так и не узнав о своем льготном статусе, да и сейчас не слишком чувствительны в социальном плане для большинства лиц этой категории его положения. Согласно закону это все родившиеся с 1927 года по 1 сентября 1945. Последним призывным годом для пополнения действующей армии в годы ВОВ был 1926 год. Правда и многие из родившихся в 1928-1929 г.г. принимали участие в боевых действиях в составе партизанских отрядов, подпольных организаций на оккупированной территории, как сыновья полков и т. д.
Хочу немного рассказать о себе и о моих сверстниках, детях войны, этим теперь уже людям преклонного возраста, должно оказываться больше внимания. Я лично появился на свет через полтора месяца после изгнания немецко-румынских оккупантов из села Мариновки. Праздник Победы 9 мая 1945 года встречал уже в пешем строю, шагая по пыльной улице Мариновки, удерживаемый крепкой материнской рукой от возможности упасть и разбить нос, поскользнувшись на коровьей лепешке. Платья сестер и мой праздничный костюмчик были сшиты мамой из желтого шелка, когда-то бывшего немецким парашютом, который отец передал из далекой Венгрии с демобилизованным по ранению окопным товарищем.
Не знаю, это событие мне запомнилось, или я это знаю из рассказов мамы и сестер, но лицо соседа по дому, немого деда Поликарпа, вижу, как сейчас. Он, когда мы возвращались домой после митинга, сидел на завалинке, показывал на меня пальцем и, сложив пальцы в кулак, поднимал большой палец вверх и что-то мычал. Наверное, хвалил меня за то, что я иду домой пешком.
 Отец вернулся с фронта в сорок шестом. Этот момент я уже точно помню сам. Он был в военной форме, со старшинскими погонами (лычки буквой "Т"), с бородой и трубкой в руке, из нее пахло ароматным дымком. Помню еще, что сестры под вечер шли за коровой на выгон, брали меня с собой. Там их встречал красивый светловолосый парень в военной форме, дома о нем велись разговоры. Говорили, что он Герой Советского Союза, что продолжает служить и зовет старшую сестру с собой. Мама говорила, что ей еще не пора замуж, что будут и другие женихи, а ехать, кто знает куда не стоит. В сорок седьмом мне исполнилось 3 года и мы переселились на Каменный Мост.
(На фото: 1947 год, переезд в Каменный Мост. Я с сестрами Тамарой и Лидией)
Тамара, Николай, Лидия Дорбалюки. 1947 годНо не все сразу. Отец отвез сначала меня и старшую сестру, мы остановились у младшего брата отца, купленная хата еще не была свободна от прежних жильцов. Сестра сразу же устроилась на работу на вторую перевалку (была тогда и такая, располагалась сразу за нынешним пунктом управления автоматикой железной дороги), ею руководил сосед по улице Александр Филиппович Волков, который сразу предложил рабочее место засольщицы овощей молодой девушке. На всех предприятиях станции в то время не просто работали, а по-настоящему "пахали" в три смены.
Когда Тамара не была на работе, в доме была тишь да благодать. Но если она попадала во вторую смену, в то время, когда надо было ложиться спать, я начинал визжать не своим гласом и требовать отвести меня к Тате, так продолжалось до полной победы. Меня вели, я оставался с сестрой, ходил, грыз огурцы и помидоры, пока не начинал дремать, меня укладывали спать, а во втором часу ночи сестра несла помощника домой. Вот так и жили до приезда родителей, где-то больше двух месяцев. (05. 01. 2010)

2. И вот, наконец, приехал отец, привез маму с сестрой Лидой. Оставаться в маленькой тесной хатке дяди, где и без нас было четверо, а с нами так почти десяток, дальше было нельзя. Стали пытаться переселиться в купленный домик, но не тут-то было. Оказалось, что бывшая хозяйка продала нам его с квартирантами, которые заключили с ней договор аренды до Нового года. И проживало там в двух раздельных комнатах две многодетные семьи: Бурлаковы и Звиревские, четыре и семь человек. Нам на всех оставалась только 9-и метровая кухонька, с плитой и жесткой металлической кроватью. Жить так предстояло почти полгода. Но отец оптимистично заявил: «Ничего, войну пережили и этот "цыганский табор" переживем». А это был, напомню, 1947 год второго пришествия голода на Украину.
До сих пор помню нехитрые блюда, которыми потчевала нас мать: вареная сахарная свекла, отвар из нее
в виде компота, растительное масло с луком и солью, съедалось это путем макания черного хлеба в блюдце, кашка жиденькая из кукурузной муки (латура), когда муки появлялось побольше , варилась мамалыга, а если еще и кусочек сала, то со шкварками. Но это уже был пир горой. В вечернее время помещение освещалось "каганцом", растительное масло в блюдечке, в нем туго скрученная тряпочка-фитиль. То, что пережили эту зиму, это перст Божий. Вот поэтому мы с Лидой и попали под статус детей войны, но она об этом так и не узнала.
 С весны 1948 года жизнь стала веселее. Отец и сестры устроились на работу, начали получать зарплату, мама взялась за приведение меня в человеческий облик.
Жить в доме стало привольно, две большие комнаты, кухня двор
все стало нашим. Отец расчистил огород, на половине площади посадил вишневый сад, остальная земля превратилась в зеленый огород, со всходами картофеля, огурцов, моркови, петрушки, появились изумрудные стрелки лука. Средства для существования предоставили Заготзерно, почта, Свеклоприемный пункт.
Мама начала выходить на базарчик, который собирался на перроне станции, приносила масло сливочное на капустном или хреновом листе, которое продавалось на фунты, первая мера веса, которую усвоил. На глазок определял, сколько это, а это было ровно четыреста граммов. Мама всегда перевешивала покупку на канторе старинном, на нем были обозначения в граммах и фунтах. Купили поросенка, для него отец построил из обаполов саж (загородку с навесом). Каждое утро я считал своим долгом проснуться вовремя, чтобы присутствовать при его кормлении.
В Первомайске на базаре отец купил корову Майку, которую привел домой пешком через села Конецполь, Каменный Мост, Петровку. Все вокруг ожило, завертелось, у людей появился интерес к жизни, началось строительство поселка, нельзя сказать, что строились богато, с шиком. Жилье строилось, чтобы обеспечить крышу над головой. На фотографии, где запечатлен отцовский дом, за столбом с опорой, просматривается домик Николая Гавришко. Перед ним дорога от бывшего переезда (теперь "переходка") до "Заготзерно". За дорогой
ржаное поле до самой кручи. Рожь была значительно выше нас. Мы боялись туда заходить, чтобы не заблудить в этом густом злаковом лесу. В средине лета урожай убрали и вся эта огромная территория была поделена на участки по пятнадцать соток.
Молодые семьи, солдатские вдовы, рабочие предприятий получили усадьбы под застройку. Первым развернул строительство домика человек по имени Кузьма, маленький, жилистый, он вьюном вертелся от зари до зари и к глубокой осени вселился в новое жилье. (08. 01. 2010) 

3. С Нового года в 1949-ом начался период свадеб на нашей улице. Парни, демобилизованные из армии по случаю окончания войны, (многие еще дослуживали в заграничных контингентах, устанавливали демократию в освобожденных странах), бросали якорь на Каменном Мосту, где ещё не было своего колхоза, устраивались на государственные предприятия. Находили невест, играли свадьбы, создавали семьи.
Одна из соседок по улице выдавала замуж свою дочь. Свадьба была пьяная и шумная, в самый разгар ее исчез перепивший жених, все ошалело устремились на поиски, через несколько часов нашли его еле живого с устатку на Катериновской горе, в круче. Как драгоценный клад бережно принесли домой. И только через несколько дней в его сознании воспроизвелось понимание того, что он теперь муж, венчанный жене своей, что здесь теперь дом его на всю оставшуюся жизнь. Через несколько лет молодые люди построили свой дом и прожили счастливо более пяти десятков лет  :-))
Свадьбы тогда несколько иначе выглядели. Не было шикарных ресторанов и кафе, меню было простое, понятное всем. Выпивка - самогон, закуска - селедочка с лучком, винегрет, наваристый борщ с мясом, жаркое (свинка обязательно приносилась в жертву такому мероприятию), компот из сухофруктов в зимнее время. Вот, пожалуй, и все разносолы. Беспартийные венчались в Катериновской церкви, партийные и комсомольцы обходились регистрацией в Сельсовете.
Вышла замуж за участкового, старшего лейтенанта милиции Алексея Бушкова, наша ближайшая соседка Лиза Волкова. Настал черед и моей сестры Лидии. Она работала на коммутаторе телефонисткой, народу звонить ходило множество, от потенциальных женихов отбоя не было, но появился суженный, Станислав, демобилизованный солдат из группы войск в Польше. И родители должны были дать благословение. Свадьба была в январе, до поста, с соблюдением обрядов, мы с двоюродной сестрицей-ровесницей Тамарой были поставлены переливать дорогу водой жениху и невесте, за что получили по десятку карамелек. Свадьбу созерцали из жарко натопленной лежанки на русской печи, среди взрослых для нас места не было, периодически, правда, подкармливали, не забывали, несмотря на всеобщее веселье.
Жизнь в доме сразу изменилась. Линия электросети проходила по улице, но "лампочка Ильича" в доме не светилась. Генератор "Метеор" с пасовой передачей, обеспечивающей ему вращающий момент, был не настолько мощным, чтобы дать свет в дома всех желающих. Такая же ситуация была и за железнодорожными путями, где электроустановкой заведовала МТС.
Новый мужчина, появившийся в доме, принес с работы соломенный мат, из тех, что использовались для укрывания
кагатов свеклы, сохраняя ее от морозов до отправки на сахарные заводы. Его порезали по размерам окон, с целью маскировки, два изолятора на крючьях и два мотка проволоки, загнутые на концах, решили проблему освещения. Вечером провода подвешивались к сети на столбе, а утром снимались, во избежание обнаружения утечки электроэнергии. Станислав купил радиоприемник АРЗ, трехволновый! И мы впервые услыхали песни С. Лемешева, Ивана Козловского, В.Бунчикова и В.Нечаева, Клавдии Шульженко, Марка Бернеса, утреннюю зарядку, "Пионерскую зорьку", события мировой и внутренней политики, даже "Голос Америки" прорывался. То есть получили недоступную доселе возможность жить в гуще событий.
(08. 01. 2010) 

 4. С наступлением весны строительный бум на станции разразился с новой силой. Как грибы возникали новые фундаменты домиков по новой улице, ведущей от переезда к лаборатории «Заготзерно». Мы ежедневно обследовали этот участок строительства. Там лошади месили глину для изготовления самана (по нашему "лампача"), специалисты копали колодези, лебедками вытягивали из шурфов землю и глину. Самые интересные моменты в этом процессе - появление воды. Мужики обязательно разливали бутылочку, женщины тащили закуску, приговаривая: "А водичка у нас теперь своя!"
Новостройки заканчивались на повороте к старому переезду. Дальше кусок поля оставался нетронутым Его пока под усадьбы не отдавали.
 На нашей маленькой улочке тоже развернулось строительство, хотя места для застройки, казалось, уже и не было. Маленький свободный участок в самом начале улочки наделили начальнику почты Ивану Ивановичу Назарову, фронтовику, очень симпатичному человеку, правда больному туберкулезом открытой формы, но при этом заядлому мотоциклисту.
Шурик, сынишка, у них с Татьяной только родился в этом году. Нас к этой усадьбе всегда тянуло посмотреть на красивый, бежевого цвета мотоцикл. Бабка "Манойлиха", мать Бориса Манойловича Мамчура, продала часть своего земельного владения. Ее купили дядя Ваня и тетя Маша Пинчуки. У меня появился новый дружок-ровесник, а потом и одноклассник, Шурик. Мой дядя, Исак Тарасович, тоже продал летнюю кухню и малюсенький кусочек земли. Там поселилась одинокая женщина Татьяна Ивановна. Соседи Волковы, Александр Филиппович и тетка Мария, тоже решили достроить дом для образовавшейся у них молодой семьи. Покоя нашей ватаге не было ни днем, ни ночью. Такая масса интересных событий не могла пройти мимо нас.
 Всех потрясло гнусное, тяжелое событие, происшедшее этим летом. На станции с периодичностью в два-три месяца появлялась группа ребят-беспризорников, оставшихся сиротами после войны. Они не делали ничего плохого, сердобольные женщины подкармливали их, кто хлебушком, кто молочком. Были они приблизительно одного возраста
лет этак по 12—14. Но нашлись недобрые люди, которым их присутствие в наших краях стало костью в горле. Замыслившие против них, организовали кражу автомобильных шин на «Заготзерно». Заявили, что это работа беспризорников. Конечно, ну кто же еще мог! Дети были жестоко избиты взрослыми мужиками, увезены в неизвестном для нас направлении милицией из района и на станции больше не появлялись. А за время их присутствия на станции мы со многими из них успели подружиться, нам их было очень жалко.
С одним из них я встретился уже лет через 25, он меня узнал, хотя я уже был в офицерской форме, я его тоже. Он представился Львом Яковлевичем, кандидатом медицинских наук. Вспомнили наше детство, тот печальный случай. Он сказал: "А может это было и к лучшему. На этом прекратились наши странствия". Может и была в этом сермяжная правда, кто знает...
С весны у нас появилось еще одно увлечение. Цыганский табор раскинул свои шатры над Петровской горой, в трехстах метрах от нашего дома. Цыгане жили по-цыгански, непонятной жизнью. Днем во всю ивановскую работала кузница, в полдень цыгане и цыганки носили по поселку сапы, косы, вила, лопаты, все в чем нуждалось население. Все это было качественное, пользовалось спросом, раскупалось мгновенно. А по вечерам горели костры, распевались песни, танцы молодых цыган продолжались почти до утра. Мы располагались
Просмотров: 720 | Добавил: Dorbaliuk | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *: