Тема участия
молодежи Первомайщины в борьбе с немецко-румынскими
захватчиками волновала меня с самого раннего
детства, с тех самых пор, когда я впервые попал на
маёвку - торжественный Пленум Николаевского обкома ЛКСМУ в
село Крымку.
На фото:
Торжественный Пленум
обкома ЛКСМУ, село Крымка, 1970 год.
На заднем плане 1-й секретарь обкома
Иван Трофимович Грицай,
рядом 2-й секретарь
Николаевского обкома Юрий Васильевич Попович,
у микрофона секретарь комитета ЛКСМУ полка 46-й Певомайской
дивизии РВСН.
Фото из архива Николая Дорбалюка,
сделано автором
Сначала с сестрами, а
потом и самостоятельно, я ежегодно посещал это
замечательное мероприятие. Второго мая 1950 года мою старшую сестру
прямо из парка переправили лодкой в Катеринку в
роддом, где и родился мой первый в жизни племянник
Олег Виграновский, тоже выпускник нашей школы
1968 года.
Вот такая была
тогда активность молодежи, чтящей память юных
героев! Юноши и девушки, берите пример! Глубоко заняться изучением материала
предложила мне судьба, когда я, обучаясь на
последнем курсе Одесского государственного университета, начал работу над
дипломным проектом по теме «Литературное краеведение
в школе (материалы и художественные произведения о
"Партизанской искре")». В 1961 году судьба свела меня с прекрасным
человеком сложной судьбы
Иваном Павловичем Герасименко, членом
подпольной комсомольской организации
"Партизанская искра".
Об очень откровенных, интересных и поучительных
беседах с ним я и хочу рассказать Вам в этом небольшом
очерке-воспоминании.
В строках эпиграфа, который я избрал для этих
заметок, звучит не только гордость нашего земляка - автор
стихотворения Андрей Григорьевич Ярмульский
— за то, что его школьные годы прошли в
селе, овеянном партизанской славой, но и чувство высокой
гражданской ответственности перед земляками. Стихи его -
веское доказательство того, что благодатная почва Крымки
воспитала в нем достойного гражданина своей страны и
своего времени. В селе Крымка школьные годы провел
замечательный человек
— Николай Степанович Винграновский
— поэт, прозаик,
киноактер и режиссер. Оба они выходцы из литературного
объединения при районной газете "Прибузький комунар",
которым несколько десятилетий руководил медик по
профессии и поэт по призванию Василий Годованый. Я тоже участвовал в работе этого объединения в 1969-1970
годах, даже напечатал в районке несколько своих
стихотворений, но непосредственный армейский начальник,
увидев мои стихи в окружной газете "Советский
пограничник", рецензировал их неоднозначным замечанием:
"Запомни, лейтенант, мне не нужны поэты, мне нужны
замполиты!"
— чем навсегда отбил охоту к стихосложению...
Первым из участников "Партизанской искры" с которым я
познакомился в пятилетнем возрасте, был Ефим Ющенко,
который ухаживал за моей сестрой Лидой. Но у них не
получилось с дружбой, а через три года он был арестован,
и привлечен к уголовной ответственности по
сфабрикованному уголовному делу. В очередной раз нас с
ним свела судьба, когда я пришел на работу в Крымкскую
среднюю школу. Он в это время был председателем Крымкского сельского совета и, конечно же, меня не узнал.
Более
содержательным было общение с замечательным человеком
— это
Иван
Павлович Герасименко. Впервые я увидел его в нашей школе в 1955 году,
когда он только вернулся из Воркутинской ссылки. Его
пригласили в школу, как участника организации "Партизанская
искра", члена подпольного комитета, и мы с интересом
слушали его потрясающие рассказы о погибших друзьях,
о их героической борьбе с оккупантами в годы войны.
Следующая встреча наша состоялась в 1961 году, Иван
Павлович Герасименко учился заочно на историческом факультете ОГУ
— Одесского государственного университета и
работал воспитателем группы продленного дня. Со
мной, 17-летним коллегой, он сразу начал общаться
как с равным, подарил мне первое издание своей книги
"Партизанская искра", вышедшее в этом же году. Часто
мы вели дружеские доверительные беседы, он
рассказывал о деятельности подпольной организации и о тяжелых тринадцати годах, прошедших
между 1942-м и 1955-м.
В день, когда
"Партизанская искра" и Парфентий Гречаный совершили нападение на румынскую комендатуру и
освободил его и Дмитрия Попика, а фашисты устроили
облаву на подозреваемых в подрывной партизанской деятельности
ребят, Ване Герасименко удалось сбежать, скитаясь по
полям-дорогам, он вышел к Днестру, где совершенно
случайно попал в лапы фашистов. Без документов, в
чужой для него местности, он никак не сумел
объяснить свое появление в этих местах. Вместе с
другими задержанными фашистами молодыми людьми был
отправлен в концлагерь "Береза Картузская" на
территории Белоруссии. Пытался бежать и оттуда.
Последствием побега стало этапирование в "Освенцим". Начались скитания по концлагерям, которые
продолжались до подхода Советских войск к местам их
дислокации. Услышав гром канонады, снова совершил
попытку к бегству, был пойман, избит, изорван
собаками. Но все равно сбежал и перешел линию
фронта.
Встретили его бойцы-фронтовики радушно, отмыли,
отогрели, от души накормили нехитрым, но сытным солдатским обедом.
— Вот, думал я, и закончились все мои беды и лишения,
— говорил
Иван Павлович. Верить в то, что это не конец, не
хотелось. Но я ошибался. Все только начиналось. И начало
новых страданий не заставило себя долго ждать. Уже на
следующее утро меня доставили в землянку капитана СМЕРШа.
Вошел, и на мое: "Здравия желаю, товарищ капитан!",
последовал сильный удар, физически здорового, упитанного
человека, кулаком в лицо, от которого я сразу же
свалился на землю, потеряв при этом два зуба. Удар
сопровождался матерщиной и обвинениями в предательстве
Родины, нарушении воинской Присяги и других неведомых
мне смертных грехах. Допросы были ежедневными и длились
около двух месяцев. Я рассказывал все как было на самом
деле, но мне не верили, мои ответы только раздражали
следователя. Он все больше зверел. То, как я попал в
фашистские лагеря, как совершил несколько попыток
побегов, как все-таки удалось бежать и перейти линию
фронта, он называл ложью и требовал рассказать, с какой
целью я направлен в расположение войск фашистами, что
должен узнать и передать своим хозяевам. На такие
обвинения у меня аргументов не было. Я повторял одно и
то же, а он избивал меня до потери сознания. Под конвоем
уводили к месту содержания под арестом. Во время
допросов этот варвар в погонах чекиста вместо стула или,
хотя бы табуретки, использовал вкопанный в землю,
заостренный как карандаш, кол. От этой
"мебели" образовалась незаживающая рана. При очередном
предложении садиться, я сразу же терял сознание. Ведро
холодной воды приводило в чувство, и я, уже стоя, снова
отвечал на вопросы одного и того же порядка:
— Как такой молодой парень, вместо того, чтобы сражаться
за Родину, мог так глубоко и бессовестно предать ее?
— Как случилось, что стал фашистским прихвостнем? Я
молчал и меня снова били. О "Партизанской искре" я и словом не обмолвился. Боялся,
что меня обвинят еще и в предательстве товарищей по
подпольной борьбе. Физические издевательства закончились только тогда,
когда следователь передал дело об измене Родине в
трибунал и, как ему казалось, сбыл с рук изменника, не
признающего своей вины. Судила "тройка". Но на суде
присутствовал какой-то генерал из штаба армии. Приговор
был самый суровый: смертная казнь.
—
В данном мне судом слове,
— вспоминал Иван Павлович,
—
понимая, что мне уже нечего терять, я не стал ничего говорить о
своих злоключениях в немецких лагерях, а только рассказал об
издевательствах, которые учинял надо мной уже наш следователь.
Генерала мой рассказ неожиданно возмутил. Он, используя
силу своего должностного положения,
рекомендовал трибуналу изменить приговор в сторону
смягчения, а по капитану вынести частное определение.
Кадр из фильма "Партизанская искра" к/с им.Довженко 1957 год
Я во время работы над дипломной переписывался с Олесем Гончаром,
военкором "Красной Звезды" полковником Дружининым,
корреспондентами "Комсомолки" Гуськовым и Почиваловым,
встречался с Мариной Евграфовной, женой Сергея Полякова. Все эти
люди писали о "Партизанской искре". Интересное было время...
Смертная казнь была заменена на двадцать лет каторжных
работ в условиях Крайнего Севера. Через неделю после
суда вагоны-"теплушки" с осужденными были сформированы в
эшелон, направившийся далеко от родной Крымки. Тепло в
товарных вагонах было только от дыхания новоиспеченных
зека. Инеем оседало оно на внутренних стенах вагонов,
иней соскребали ложками в котелки и кружки. Их грели под
одеждой, прижимая к телу, талую воду пили по глотку.
Жалобы на состояние здоровья не принимались. Конвоиры
говорили: "Чем больше вас, собак, по дороге сдохнет, тем
плодородней станет наша земля". Умерших от голода и
холода людей выбрасывали под насыпь. Таких за время
следования до Воркуты, по словам Ивана Павловича,
насчитали более пятидесяти человек. По прибытию к месту назначения, бесправные рабы были
направлены на каторжные работы в шахты Воркуты. К людям
относились как к механизмам. Все делалось для того,
чтобы они забыли свои имена и фамилии, их распознавали
только по номерам. Зека номер такой-то по вашему
приказанию прибыл, этого было вполне достаточно, говорил
Иван Павлович, - чтобы тебя опознали и вели с тобой
какой-либо разговор, нужный начальнику. За малейшее
неповиновение или пререкания грозил карцер (помещение с
бетонным полом, на котором было налито по косточки
воды). Ни присесть, ни лечь было невозможно. Вот так и
прошло шесть каторжных лет для нашего героя. Заметив его
старания и хорошее поведение, граждане начальники
назначили его десятником, то есть, руководителем бригады
забойщиков. Он стал в определенном смысле руководителем,
можно было не работать с отбойным молотком и кайлом,
главной заботой стало, чтобы другие "давали стране
угля". Но это привилегированное состояние длилось
недолго. Однажды поступил приказ убыть под конвоем к новому месту
заключения. Ехали долго, никто не объяснял куда и зачем.
Вагон отцепили от поезда на станции Одесса-товарная.
Прибыл работник прокуратуры и в его сопровождении
Иван Павлович был доставлен в следственный изолятор.
Там ему сообщили, что задержан еще один преступник,
обвиняемый в предательстве своих товарищей, погибших
во время, войны Ефим Ющенко. И что он, Иван Герасименко, должен
свидетельствовать на суде в пользу обвинения. Иван
Павлович не дал на суде требуемых показаний, и был
отправлен в прежние места заключения, но уже на другую
шахту, где для него все началось сначала, как для
новичка. Снова забой, снова карцер. Но теперь уже в
деревянном помещении, приподнятом на сваях на метр над
вечной мерзлотой, со щелями в полу.
...Это был уже 1952 год. В бараки доходили слухи о
тяжелой болезни Иосифа Сталина, и у многих
"политических" и "врагов народа" в мыслях появился свет
в конце тоннеля, зарождались искры надежды на скорое
освобождение. Людей, которые могли на это надеяться, -рассказывал Иван
Павлович, - было очень много. Уголек добывали известные в стране и в мире в прошлом
ученые, артисты, писатели. Они чувствовали свою
абсолютную невиновность, думали, и иногда выражали вслух
свои мысли о том, что могут быть истребованными в
условиях восстановления народного хозяйства. Задумывался об этом и наш герой. В свободное от
изнурительной работы время написал в подробностях
историю своих скитаний, впервые рассказал о своем
участии в деятельности "Партизанской искры". В это время
уже вышла книга С.П.Полякова о юных подпольщиках, о
них уже знала вся страна, как и о молодогвардейцах. В 1954 году был амнистирован один из политических
заключенных, уроженец Москвы. Он согласился взять с
собой письменную исповедь Герасименко. И вот наступил час избавления.
В одно прекрасное утро, - рассказывал Иван Павлович,
- надзиратель позвал меня и сказал, что я должен прибыть
к начальнику лагеря. Шел к начальнику со смешанными
чувствами. Боялся, что жизнь может предложить какие-то
новые жизненные испытания, этапы, пересылки и другие
неприятности. Постучал в дверь кабинета, услышал:
"Заходи!" Вошел, доложил: "Заключенный номер +++ по
Вашему приказанию прибыл". И вдруг услышал: "Садитесь, товарищ Герасименко". От
услышанного чуть не потерял сознание. Долгих тринадцать
лет никто его не называл по фамилии. Только по номеру с
приложением хлёстких эпитетов, "предатель", сволочь, "изменник". А
тут такое! Начальник буднично сказал, что получено распоряжение
об освобождении заключенного И.П.Герасименко и
откомандировании его в Москву, в ЦК ВЛКСМ. За окнами
была весна 1955 года. Ехал в Москву и все время думал, что же будет завтра,
что скажут в ЦК, что делать дальше, куда ехать. Ведь
дома, наверное, уже никто не ждет. А в ЦК сказали: "Ну,
извините, вы же понимаете, были ошибки. Вы полностью
реабилитированы. За участие в "Партизанской искре"
представлены к награждению орденом "Красная Звезда". Так
что начинайте жизнь заново. В добрый путь". Конечно же,
он сказал, что все понимает.
На Киевском вокзале долго сидел в раздумьях. Думалось,
дома никто меня уже не ждет, за 13 лет и вспоминать
забыли, в других местах никогда не бывал, никому я не
нужен. Никто меня не встретит с распростертыми
объятиями. Куда же брать билет в будущее... Подошла молодая девушка, села рядом, посмотрела на меня,
унылого и печального. Спросила куда еду. Сказал, что об
этом и думаю сейчас. Она ехала в Одессу. Так это же моя
родная область. А возьму-ка и я туда билет, - решил Иван Павлович. Ехали в
одном вагоне. Говорили на разные темы. Она рассказывала,
что учится в институте, а в Москве была в гостях у
родственников, что не замужем, что будет по окончании учебы агрономом.
— Дала свой адрес в Одессе, когда я выходил из поезда в
Помошной,
—
рассказывал он. Написал ей из Крымки письмо, в
котором писал, что она мне очень понравилась, от нее
приходили ответы, отвечала взаимностью. В последнем
письме сообщила, что вышла замуж. Для меня это был удар
ниже пояса. Был уверен по предыдущим письмам, что
она - моя судьба, начал в мыслях связывать с нею свою
будущую жизнь. А теперь будущее показалось безысходным.
Разбегался и бился в исступлении головой об стену. Но, подумав, решил, что 29 лет - еще не предел для
создания семьи, что есть и другие девушки на свете. Родными был принят радушно, узнал, что обо мне они
ничего не знали. Факт моего приезда в Одессу на суд им
был неизвестен. За год до его возвращения в село
бесследно исчез из дому младший брат Николай. Сестра
Галя готовилась к вступлению в пединститут. Односельчане встретили неоднозначно. Почему другие
погибли, а он живой, - рассуждали некоторые из родителей
моих товарищей по подполью. - Так было многие годы после моего возвращения, не могли
простить, что я живу, а их дети лежат в братской могиле
в парке. Убеждать, что моей вины в этом нет, было
бессмысленно и бесполезно. Так с этим пока и живу, -
рассказывал Иван Павлович горестно.
Музей "Партизанской искры" в селе Крымка |
Памятная стела героев "Партизанской искры" |
Дальше были важнейшие события в жизни Ивана Павловича:
женитьба на учительнице украинской литературы Галине
Ивановне, работа в школе, рождение двух детей, сына и
дочери, заочная учеба в Одесском университете на
историческом факультете, создание школьного музея. Чуть
позже участие в строительстве музея "Партизанской искры"
в Крымском парке, рядом с братской могилой юных подпольщиков.
Бессменное руководство работой музея до последних лет
жизни, выход в свет двух изданий его книги "Партизанская
искра" (1961, 1967 годы).
Вот, кажется, я и рассказал все, что знаю об этом
прекрасном человеке, с которым мне пощасливилось близко
познакомится в Крымкской средней школе в первый год моей трудовой
деятельности на педагогической ниве. Жаль, что только
один год длилось наше с ним общение. Со мной он делился
самым сокровенным, не с каждым односельчанином мог себе
это позволить. Летом 1962 года я поступил в ОГУ им. Мечникова и получил часы русского языка и литературы Степковской
восьмилетней школы Первомайского района. У меня начался новый период в жизни. И с Иваном
Павловичем Герасименко мы встречались только изредка на
районных учительских конференциях. Честным, бескомпромиссным перед собой и людьми
человеком, с открытым цыганским лицом и белоснежной
улыбкой остался в моей памяти Иван Павлович, человек
трудной судьбы. Ему была отведена короткая, но яркая
жизнь, длиной в 52 года. Не было предела моей скорби,
когда в 1979 году узнал о кончине двух дорогих для меня
людей
—
Ивана Павловича Герасименко и Тихомира
Михайловича Ачимовича, сербского партизана-писателя,
автора многих повестей и романов о сражениях с фашистами
в отрядах Иосифа Броз Тито, судьбы которых во многом
перекликалась.
Братская могила и памятник героям "Партизанская искра" в селе Крымка
Ежегодно, следуя с детьми и внуками на станцию
Каменный Мост, мы заезжаем в село Крымку, в этот
прекрасный парк и музей "Партизанской искры", чтобы
склонить головы у вечного огня и братской могилы юных партизан, в
которой обрел вечный покой и Иван Павлович
Герасименко. Его я
всегда считал и считаю своим старшим другом и
наставником. Состояние парка и музея всегда вызывает чувство
огромной благодарности землякам за добрую и вечную
память о дочерях и сыновьях, не ставших на колени
перед ненавистным врагом, вступивших в неравный бой
и погибших как Герои.
(январь 2010)
|