Физической культуре и спорту в нашей части уделялось огромное внимание. В зимнее время лыжные кроссы на 3, 10, 20 километров отменялись только в том случае, если температура воздуха была ниже 18 градусов. Летом воскресные дни были заполнены кроссами по пересеченной местности, легкоатлетическими соревнованиями.
Баскетбол, гандбол, волейбол, перетягивание каната, выполнение сложных комплексов упражнений на брусьях и перекладине, русские городки.
Чего только ни придумывал начфиз части (начальник физической подготовки) капитан Александр Гребинский.
На фото вверху старт-финиш лыжного кросса. На переднем плане: курсант Дзинтарс Ерумс следит за протоколом соревнований. У флажка: Орест Баран, дальше стоят: замполит 1 роты капитан Вячеслав Воронцов, начфиз части капитан Александр Гребинский, командир взвода капитан Владимир Беляев

Наш взводный тоже оказался энтузиастом спорта, имел звания кандидата по четырем видам спорта, еще по трем был перворазрядником.
(Фото слева сделано 9 Мая 1967 года:
 На снимке волейбольная площадка. Через несколько минут начнется обильный снегопад и загонит всех нас в казарму!).

Семьи офицеров и сверхсрочников жили на территории военного городка и всегда присутствовали на воскресных спортивных мероприятиях. Горячо болели за "своих" участников спортивных баталий.
Когда однажды во время игры в гандбол мой взводный вышел на бросок в ворота, курсант Гилевас, который ежедневно во время обеда просил добавки и дополнительно к положенной порции съедал еще бачок первого или второго (в зависимости от того, что оставалось на кухне), поставил руку горизонтально и сбил его с ног. Да так чувствительно, что капитан ударившись, потерял сознание.
Жена выбежала прямо на площадку и испуганно закричала не своим голосом:
 — Димочка, я же тебя просила, ты же обещал, что больше не будешь.
 — Буду, Томочка, буду! — твердо ответил очнувшийся Тихомиров и вскочил на ноги, как всегда готовый бороться за победу в матче.
Он в свободное время водил нас на занятия по плаванью на Большое Медвежье озеро. Будучи кандидатом в мастера спорта по плаванью, он вдохновенно и увлеченно учил нас сложным спортивным стилям плавания: брассу, кролю, оказанию помощи утопающим на воде.                             (На фото: закат на Большом Медвежьем озере. Потрясающе красиво!)

На воскресенья и субботы, когда не планировались спортивные мероприятия Тихомиров заказывал ЗИЛ и мы ехали на экскурсию в Москву. Где мы только не побывали, и особенно я, служивший все три года под его началом. В то время был свободный доступ на территорию Кремля, террористов тогда не боялись, такого слова и в обиходе не было. Трогали своими руками Царь-колокол, сидели на ядрах Царь-пушки, восхищались богатствами Оружейной палаты, присутствовали на концертах только что открывшегося Дворца съездов, дважды посещали Мавзолей Ленина. Это в связи с тем, что в Мавзолей хотели попасть все призывники очередного призыва. ВДНХ привлекала нас своим грандиозным величием, павильоном "Космос", где были выставлены макеты первых спутников, спускаемый аппарат с манекеном Юрия Гагарина внутри.
Когда в Политехническом музее мы рассматривали действующие модели автомобильных двигателей, изготовленных из прозрачного материала, за нашими спинами раздался голос:
 — Что, ребята, интересуетесь?
 — Да, интересуемся, мы будущие шофера, — ответили мы хором.
 — Ну, а я, как бывший шофер, могу вам многое рассказать об автомобилизме в СССР. Но для начала скажите сколько мне лет? Мы, конечно же ошиблись, назвав цифру 55. Так по нашим представлениям должен был выглядеть человек в этом возрасте.
 — Нет, вы ошиблись ровно на 33 года. Мне 88!
 Он полез во внутренний карман пиджака, достал несколько фотографий и дал нам на рассмотрение. Его комментарий был для нас сногсшибательным.
 — Я был личным шофером царя-батюшки Николая ІІ, — повествовал дальше наш добровольный гид. - На одном из этих снимков вы видите портал Военного госпиталя. Там стоит царь со свитой после вручения наград раненым бойцам. А я — в машине, жду его.
К сожалению, я не расслышал фамилии этого удивительного старика, а переспрашивать посчитал неприличным.
Захватывающую лекцию этого шофера-долгожителя мы слушали больше часа. Услышали о первых авторалли, строительстве и развитии мощностей завода АМО. Потом посетили все залы музея. Восхищались новинками автомобилестроения, телевидения и других отраслей промышленности, достижениями советской науки.

Командир взвода предложил в оставшееся время проехать на Ленинские горы, посмотреть с близкого расстояния МГУ, с высоты птичьего полета взглянуть на спортивный комплекс в Лужниках.
(Фото на скамейке под ровно стриженными кустами сделано на площади перед университетом. Это курсанты 1965 года призыва).

В этот день я зашел в деканат филфака МГУ и добился разрешения на сдачу экзаменов по общеобразовательным предметам в Московском государственном университете. Соответствующее письмо-разрешение было получено и от моего Одесского университета. Но, к глубокому сожалению, в конечном счете ничего не получилось: майор Данилов не разрешил мне держать в казарме необходимые для подготовки учебники и тома классиков марксизма-ленинизма.
— Не положено, убрать! — армейская действительность стала для меня неоспоримым аргументом. Попытка продолжать учебу в вузе во время службы в армии завершилась не начавшись.
А коренной москвич Д. М.Тихомиров, влюбленный в свой город, и дальше продолжал возить нас на экскурсии. Помнится, кто-то из курсантов сказал ему:
— Товарищ капитан, а может в это воскресенье не поедем в Москву? Побудете дома с семьей.
На это он ответил: "Семья поедет с нами, Готовность - 10 минут."
Убежал домой и через 10 минут появился с женой и сыном.
В этот день мы смотрели шефский спектакль "Барабанщица" в ЦТСА и посетили Центральный музей Вооруженных Сил. Приобщение к культуре взводный считал одним из важнейших элементов воинского воспитания. Наша часть структурно входила в состав Политотдела частей Центрального подчинения МО СССР. Сюда же входили ЦТСА (Центральный театр Советской Армии), ЦДСА (Центральный дом Советской Армии), ЦСК (Центральный спортивный клуб), множество отраслевых НИИ и КБ, занимавшихся развитием Военно-промышленного комплекса. Автоматически мы становились подшефной воинской частью и наши военнослужащие приглашались на все шефские мероприятия, в оцепление на все футбольные матчи в Лужниках, на концерты во Дворце спорта ЦСКА.

В январе 1966 года меня избрали секретарем комсомольской организации 1 учебной роты. Теперь мое влияние распространялось на 190 курсантов роты. Работой комсомола в части руководил маленький, сухонький, но очень активный старший лейтенант Виктор Кораблин. Ах, как он читал со сцены "Муху-цокотуху"!
Я предложил возить на экскурсии сборные группы курсантов из разных взводов обеих рот. Это немного разгрузило нашего взводного на выходные дни и способствовало расширению кругозора курсантов всех подразделений. Теперь уже все имели возможность увидеть на сцене Клавдию Шульженко, молодых Ильченко и Карцева, Николая Сличенко с цыганским театром "Ромэн", послушать песни Михаила Ножкина, тогда еще тридцатилетнего, которого редко выпускали на сцену. Он выезжал на сцену Летнего театра в парке им. Горького на извозчике, конь останавливался, между ним и извозчиком появлялась куча лошадиного навоза. Из-за кулис выбегал дворник с бляхой на груди, быстро собирал в совок конский конфуз, а М. Ножкин в канотье, костюме в клетку, с тростью в руках легко спрыгивал из возка и пел:
"Наступая на пятки хожу я,
А машинами ездят буржуи.
Имей ввиду - в тринадцатом году".
Или же:
"Зачем человеку заборы,
Заборов не надо людям.
Я верю, что очень скоро
Заборов у нас не будет".
И еще:
"А на кладбище все спокойненько
Ни друзей, ни врагов не видать…
И решен там квартирный вопрос…"
Это были явные намеки на издержки общественно-политического строя и воспринимались зрителем весьма неоднозначно. Поэтому его появление на сцене и было редким явлением.

Курсанты с воодушевлением слушали классику в исполнении солистки Большого театра Елены Образцовой, сольный концерт Гелены Великановой. С большим удовольствием посетили мероприятия, проводившиеся в рамках Декады Украинской культуры в Москве. На Красную площадь наша экскурсионная группа попала как раз в тот момент, когда хор имени Веревки следовал от гостиницы "Москва", которая недавно была до основания снесена, а сегодня уже полностью восстановлена с прежним фасадом, но совершенно новым интерьером, прямиком к Спасской башне Кремля. Удивленные москвичи с восторгом смотрели на казаков в синих и красных шароварах, вышитых сорочках, с огромными усищами, на красавиц-девушек в национальных костюмах. Мы вошли под свод Спасской башни вслед за хором и заняли места в партере Кремлевского театра. Потом начали появляться зрители-москвичи. Концерт начался с исполнения песни "Стэпом, стэпом… ". Песня звучала впервые. От того, как исполнялось это произведение, у солдат на глазах появились слезы, с замиранием сердца слушал ее весь зал.
 
Летом 1966 года в выставочных павильонах парка "Сокольники", впервые в истории СССР, открылась выставка "Промышленная эстетика США", которую посещать солдатам было строго запрещено. Мы с Орестом пренебрегли запретом и, воспользовавшись возможностью побывать в эти дни в Москве, все-таки поехали в Сокольники и выставку посетили. Привезли оттуда жетоны с эмблемой выставки, кучу проспектов — путеводителей по выставке и, естественно, массу впечатлений. Интерес к экспонатам смазывался поведением наших граждан, которые по несколько раз пытались войти в павильоны, чтобы еще раз получить жетоны и проспекты, раболепно падали на колени перед станком, который штамповал крышки для консервирования, нагребали в сетки-авоськи готовую продукцию, хватали, без учета находящегося в сетках, лежавшие рядом резинки-уплотнители и бежали из павильона, уже не обращая внимания на остальные экспонаты. Американцы не возражали, только ехидно-вежливо улыбались, а за кем замечали второй подход к станку, вежливо брали за плечи и разворачивали в сторону других экспонатов.
Профилактическая беседа с опером Особого отдела капитаном Левченко состоялась у нас уже на второй день. Это был неприятный момент, но все же он не смог притупить впечатлений. Проспекты, значки-жетоны и достижения Штатов за тридцать лет после Великой депрессии тридцатых годов остались в наших вещмешках и мозгах. Долго еще сверлила мысль: «А когда же мы будем жить так, чтобы за одну зарплату купить шикарный автомобиль?» Ответ напрашивался сам собой: «Да, наверное, никогда».
Правильно, видать, рассуждал капитан Левченко, уговаривая нас ни с кем не делиться впечатлениями.
Мы и не делились. Зачем лишние неприятности? А через несколько дней Орест рассказал мне, что капитан предложил ему негласное сотрудничество, за что он получит рекомендацию на поступление в Высшую школу КГБ.
— Я ему ответил, - рассказывал Орест, — что я свободный художник и это учебное заведение не по мне.
 
Столько событий: поступление в партию и приезд жены в гости

Но вернемся к ранней весне 1966 года. В марте заканчивался срок моего пребывания в кандидатах в члены КПСС, наступила пора собирать рекомендации для поступления в члены партии. Их должны были дать трое членов партии, имевших стаж не мене трех лет. Я обратился к командиру роты майору Данилову, замполиту роты капитану Воронцову и секретарю комитета комсомола части старшему лейтенанту Кораблину. Все они пообещали дать рекомендации. Через три дня я был уже у капитана Степанова и подал ему все необходимые документы.
На общем собрании коммунистов части я был принят единогласно.
Поездка в Москву была назначена на 21 марта. В эти же дни я получил от Лены письмо, в котором она писала, что собирается во время весенних каникул приехать ко мне в гости.
С разрешения командира роты я занялся поиском комнаты в соседнем селе, чтобы достойно встретить жену. Нашел целый дом без хозяев, снял его на неделю за 10 рублей. Необходимую сумму заняли друзья — сержанты, которые получали по 13 р. 20 коп. в месяц и в финансовом плане были элитой.
Моя же ефрейторская зарплата составляла целых 4 р. 80 коп.

В 19.00 20 марта я отправился в Москву встречать жену с отпускным билетом в кармане на трое суток. Появляться в столице с увольнительной запиской запрещалось. Часть не входила в состав Московского гарнизона. Поезд прибыл по расписанию. Лена приехала с нашей подругой и коллегой Валентиной Степановной Жилиной и я понял, что мое решение снять целый дом было правильным. Мы нырнули в метро, вернулись на открытое пространство на станции Щелковская. Успели на отправляющийся автобус и через полчаса были в Медвежьих Озерах. Мои гостьи удивились шикарным условия. Мы с Леной вспоминали первое ее посещение этого населенного пункта, когда я встречал ее будучи молодым солдатом и мы постучали, не зная куда деваться, в дверь просевшего в землю домика с полуразрушенным сарайчиком и старушкой, очень похожей на сказочный персонаж. Долго разговаривать не было возможности, утром надо было выезжать в Москву. С подъема мы поставили Вале задачу готовить ужин, показали направление к магазину и уехали.
В половине десятого мы уже стояли у двери политотдела, который находился вблизи метро "Сокол". Я показал дежурному кандиатскую карточку, объяснил причину прибытия и, получив информацию о том, что заседание парткомиссии начнется через 30 минут, вышел во двор покурить. Мы стояли на свежем мартовском воздухе, говорили о родном доме, о сыне, о родителях. Я держал в руке шикарную и дефицитную по тем временам пачку сигарет "Друг". К нам подошел какой-то рослый крепкий мужчина и попросил сигарету.
 — Не курю, но сейчас чего-то разволновался. Через несколько минут идти доказывать право на получение партбилета. Руки вот дрожат.
 Когда он отошел, стоявший неподалеку сержант приблизился к нам и спросил:
 — Ты его знаешь?
 — Впервые вижу, — ответил я.
 — Это же капитан футбольной команды ЦСКА Альберт Шестернев! Ты что телевизор не смотришь?
 — Видел матчи в Лужниках, но с трибуны лица не рассмотреть.
 — А нас на матчи не пускают, — с сожалением произнес сержант с эмблемами артиллериста в петлицах.

Дежурный выглянул из двери и попросил всех зайти в помещение. Сказал, что приглашенных на парткомиссию будут вызывать по списку, и занялся своими делами. Все прибывшие стали напряженно ждать вызова. Чувствовалось общее волнение. Нас было всего пятнадцать человек. Меня вызвали шестым. Я открыл дверь, попросил разрешения войти, подошел к столу и доложил цель прибытия - все согласно Уставу. Секретарь парткомиссии, кажется, его фамилия была Фирсов, попросил передать ему мою кандидатскую карточку.
 И тут прозвучал знакомый мне голос:
 — А, приехал, ну, что же, будем пытать тебя как надлежит!
 — А Вы его знаете, Михаил Леонтьевич? — спросил секретарь парткомиссии.
 — Конечно же, помаешь (словечко, постоянно звучавшее в речи подполковника Еремина), это мой секретарь комсомольской организации, помаешь.
Мне стало как-то легко и спокойно — почувствовал поддержку знакомого человека.
Спросили меня, как дела в роте, своевременно ли я уплачиваю членские взносы, хотя это прекрасно видно было по записям в карточке, которую подержал в руках каждый член партийной комиссии. Благодаря авторитету нашего замполита, все "пытки" на этом и закончились.
 — Итак, какие будут предложения у членов комиссии? — спросил секретарь.
 — Принять в члены КПСС.
 Голосовали "единогласно", я получил разрешение выйти, и закрыл за собой дверь, широко улыбаясь.
 — Что спрашивали? — набросились на меня ждущие своей очереди.
 Да практически ничего.
 — А о чем его спрашивать, какой спрос с солдата, а вот ко мне-то будут вопросы, — сказал какой-то капитан.

Вышел на улицу, схватил Лену за руку, и мы помчались к метро "Сокол". В подземном переходе купили билеты на концерт во Дворец спорта ЦСКА и пошли гулять по Москве, которую жена видела до этого только по телевизору. В этот день мы вернулись домой поздно и отправились спать без ужина. Искусство и обжорство несовместимы. Посетив Красную Площадь, территорию Кремля, отстояв очередь в Мавзолей, дождавшись смены караула, ознакомившись с великолепием ГУМа, мы поехали во Дворец спорта. Билеты мы  покупали просто на концерт. А оказалось, что это был концерт оркестра Эдди Рознера. Ничего подобного нам до сих пор видеть и слушать не приходилось. Мастерство "белого Армстронга" Рознера, тирольские песни, популярные песни в исполнении Ларисы Мондрус, оркестранты-виртуозы в белых костюмах покорили нас. Концерт состоял из двух частей. В первой его половине выступали артисты Москонцерта. С особым восторгом зрителей была воспринята "Песня о медведях" из кинофильма "Кавказская пленница" в исполнении Тамары Миансаровой. После концерта мы еще некоторое время бродили улицами Москвы, обмениваясь впечатлениями, и только к 23:00 прибыли на станцию метро "Щелковская". К счастьтю, последний автобус как-будто дожидался нас.  Но в дверях дома мы нашли записку с распоряжением о моем прибытии в часть к 7:00…
От дежурного по части я узнал, что мне предстоит возглавить группу курсантов, которые  по просьбе руководства ВДНХ направлялись на выставку ускорять наступление весны. То есть, скалывать и вывозить лед с аллей и порогов павильонов. За это нам обещали материал для художественно-оформительских работ. Орест, конечно же, не мог упустить такой момент и поехал с нами. По дороге заехали за моими гостьями.
Уточнив у хозяйственных работников выставки задачи, я расставил курсантов по рабочим местам и  воспользовавшись относительно свободным временем вместе с Орестом провели наших девушек по некоторым павильонам выставки. Потом я попросил своего друга показать им Москву. В частности, предполагалось, что он поведет их в Пушкинский музей (ГМИИ) и Третьяковскую галерею; как художник-профессионал, ознакомит их с собранными в них шедеврами мирового изобразительного искусства.
Но случилось всё не совсем так. Проходя мимо ЦУМа, Орестик не устоял перед просьбой посмотреть его изнутри. В огромном здании  сбежать от гида не было проблем. Часа через два он появился на территории ВДНХ в полной растерянности. Я успокоил его тем, что дорогу в деревню они  уже знают и никуда не денутся. Показал ему кузов ЗИЛа, полностью загруженный добротными фанерными щитами и плитами ДСП, использовавшимися в прошлом выставочном сезоне. Машина с Орестом ушла на Медвежьи Озера и к вечеру вернулась за курсантами.
Наши беглянки вернулись поздно вечером, когда мы были уже в снятом для них доме. Оказывается им посещение музеев показалось скучным занятием и они решили слегка пройтись по магазинам столицы. Мы высказали им все, что думали по этому поводу. Подошел еще Богдан Якубив, заместитель командира  4 взвода, наш земляк и хороший товарищ. Мы, имевшие время на подготовку, устроили вечер-встречу, которая на сегодня не планировалась.
Время пробежало быстро и весело, к отбою ребята ушли в часть. К утру Орест отпечатал несколько снимков отснятых в этот непростой для него и для нас всех день. Вот, посмотрите, фотографии этого дня:

В ожидании беглянок. Орест опечален и расстроен. Я успокаиваю его как могу.

Дружеский ужин. Валентина Жилина, Елена Дорбалюк и старший сержант Богдан Якубив.

В эти дни мы с Леной были        счастливы, как никогда.

Границы моего солдатского счастья лежали в эти дни между подъемом и отбоем, между началом и окончанием весенних каникул в школах. Все закончилось так же быстро, как и началось. Протяжный гудок тепловоза на Киевском вокзале столицы возвестил о его иллюзорности вечером 26 марта. Расставание было трудным, но в надежде на то, что очень скоро мы встретимся вновь. Оставалась еще ровно половина срока службы с положенным по уставу десятидневным отпуском, который мог быть объявлен после завершения обучения курсантов этого призыва. С этой надеждой я и распрощался со своими гостьями.

Для меня начались обычные солдатские будни, а для курсантов - завершающий этап обучения.
С получением партбилета возросло количество партийных поручений, меня стали приглашать на ответственные партийные мероприятия, проводившиеся политотделом центрального подчинения Министерства обороны СССР.

Для меня лично такие поездки были интересны тем, что я мог встретить в зале многих интересных людей: первых космонавтов, наших военнослужащих — героев Вьетнама, многих артистов театра и кино, прослушать выступления выдающихся ученых. Обычно такие мероприятия завершались концертами ансамбля песни пляски СА имени Александрова, выступлениями артистов Театра Советской Армии и другими интересными мероприятиями.
Но главным в солдатской жизни все же оставалось обучение и воспитание курсантов взвода. Задача, которую ставил перед нами командир взвода — добиться отличной сдачи курсантами экзаменов по всем предметам боевой и политической подготовки.
Для заместителя командира взвода Петра Следя это означало своевременный "дембель", увольнение в запас Вооруженных Сил, а для меня — предоставление долгожданного отпуска на родину. Курсантам, сдавшим все воинские дисциплины на "отлично", после распределения по частям предоставлялась возможность заезда домой за свой счет на шесть суток перед прибытием в часть.
Не трудно представить себе, с каким рвением они стремились получить отличные оценки и какое огорчение испытывали, когда их старания оценивались более низким баллом.
Весенние и летние месяцы пролетели незаметно. Памятными остались 15 дней в июле, в которые вся часть была выселена в палаточный городок, разбитый на автодроме, бывшем аэродроме, над которым очень часто проводились учебные прыжки парашютистов и сбрасывание на парашютах боевой техники (БТР и танков). В части оставили только группу сержантов и курсантов для обслуживания сборов летного и командного состава частей ВТА ВВС. Руководил сборами генерал-лейтенант Калашников, начальник штаба военно-транспортной авиации, для подведения итогов в часть прибыл сам маршал авиации Н.С.Скрипко.
Во время сборов, мой товарищ Орест Баран под контролем двух офицеров Особого отдела под подписку о неразглашении чертил какие-то секретные схемы в канцелярии нашего командира роты при закрытых на ключ дверях и затемненном окне. Офицеры сидели по обе стороны двери с личным оружием в руках. На улицу его не выпускали до окончания работы над очередной схемой, которая упаковывалась в тубус, опечатывалась и укладывалась в большой сейф.