По прибытию в часть я узнал две новости. Первая из них меня обрадовала, вторая — не очень. Первая, приятная, о присвоении мне воинского звания "младший сержант", а вторая — о том, что нам, как уже имеющим определенный опыт (ну надо же!), снова поручено принять первую группу призывников, прибывающих из Закавказья.
Нештатным командиром отделения, как я и просил, был оставлен отличный спортсмен-гимнаст Василий Ковалев. Его я встретил теперь уже с ефрейторской "лычкой" на погоне и с удовольствием поздравил. Только этого парня мне и хотелось увидеть в качестве своего помощника. Теперь я мог не цепляться за перекладину турника, в общем то не весьма уважаемого мною спортивного снаряда. Достаточно было назвать тему занятия по физической подготовке и вежливо попросить:
 — А теперь, товарищ ефрейтор, покажите курсантам, как выполняются упражнения по сегодняшней теме!
Упражнения Василий выполнял безукоризненно, курсанты восхищенно наблюдали за его движениями, многие бормотали: "Вот бы мне так научиться".
Они и не подозревали, что их сержант (то есть я) так не умеет, и что ефрейтор является и его (т.е. моим) предметом гордости и даже некоторой (белой), конечно, зависти.

(На фото со мной В. Ковалев и курсанты Виталий Ларионов и Слава Винник. Все веселые, смеющиеся — служба в радость!)

А вот Петя Следь во второй половине октября сделал попытку малость "задедовать". В одно прекрасное утро он вдруг велел мне самому вести на физзарядку молодое пополнение.
 — Я, кажется, свое отбегал. Вот теперь твоя очередь! — прямо и безапелляционно заявил он.
  А я и не возражал. Только вывел взвод на плац и дал команду: "Бегом марш!", а тут из-за угла соседней казармы майор Данилов выдвигается:
 — А почему это вы, а где же Следь?
 — Что-то нездоровиться ему, товарищ майор, — ответил я несколько неуверенно.
 — Это что, сачка прикрываете!? Нехорошо вот с этого начинать сержантскую деятельность. Ну-ка, бегом в казарму и подать сюда его немедленно!
Старший сержант сию же секунду появился во главе колонны и отдал соответствующую команду взводу. А ведь малейшее пререкание могло закончиться для него продлением срока службы аж до 31 декабря. Ну и кому это надо, спрашивается?
В двадцатых числах октября мы проводили наших сержантов: Бориса Москаленко, Александра Бондаренко, Йонаса Наркаускаса, Альгирдаса Граужиниса, Николая Пономаренко и Петра Следя в запас Вооруженных Сил. Слово "НА ДЕМБЕЛЬ" не употреблялось вслух никем, ни командирами, ни подчиненными: это было ТАБУ.
Николай Дубина заменил Сашу Бондаренко на должности начальника аккумуляторно-зарядной станции, Адольф Стульгис стал заместителем командира первого учебного взвода, Юрий Камышан - второго, третьего - не помню кто, четвертого Богдан Якубив, пятого – назначен я, а шестого - Борис Тимофеев.
После убытия из части сержантов-"дембелей" мы всецело стали полноправными блюстителями уставного порядка в казарме во главе с нашим славным старшиной роты Митюковым Евгением Алексеевичем.
Кстати, вспомнился случай из нашей курсантской жизни на первом году службы.
Дело было так: старшина роты как-то послал Аскара Мамадалиева к старшине учебного корпуса Николаю Крюковскому с просьбой вернуть ножовку, которую тот брал взаймы. Исполнительный, запыхавшийся от бега Аскар, разыскал Крюковского и выпалил фразу, которую нельзя забыть:
 — Товарищ старшина, меня наша такая старшина матюком посилала, сказала дать мне на жопку!
 — Чего-чего ты хочешь!? — в сердцах переспросил ничего не понявший старшина Крюковский.
 -— Ну, ну, такого вот, чтобы эта доска пилить, эта!
Николай, сообразив что к чему, со смехом отдал инструмент, а этот диалог стал расхожим анекдотом в части на долгое-долгое время.

Летом 1966 года командованием части было принято решение о направлении всех будущих заместителей командиров взводов на стажировку в части Военно-Транспортной авиации. Мне и еще двоим сослуживцам выпала участь посетить авиаполк, расположенный под старинной Тулой. Огромные казармы Отдельного батальона технического обслуживания не вызвали у меня восторга. Здесь все было не так, как в нашей части. Сержанты угрюмые и хамовитые, солдаты показались нам усталыми и неприветливыми. Те, кто служил уже третий год, попытались дать нам понять, что мы не доросли до их уровня, правда, только на словах. Никаких неправомерных действий по отношению к нам они не применяли: мы были чужие в их коллективе, нас не знали и опасались трогать. А во взаимоотношениях между ними не чувствовалось того братства, которое было в наших учебных подразделениях. Наши бывшие курсанты, направленные служить в эту часть, тоже не щедро делились информацией о прохождении службы, видимо, боялись, что их обвинят в стукачестве. Две недели пребывания в этой части оставили негативные впечатления негативные впечатления в наших представлениях о службе.
В день убытия в часть мы имели возможность визуально познакомится с городом Тулой. Побродив по улицам, пришли к вокзалу только к вечеру, уставшие присели на турникет, отгораживающий вокзал от проезжей части. И сразу же почувствовали, что охрана общественного порядка в городе на месте. Целый майор милиции согнал нас с турникета, объяснив, что это сооружение не для сидения на нем.
На прощанье зашли в гастроном и купили по огромному тульскому прянику. Его я сохранил до отпуска, правда, в несколько присохшем виде, и удивил свою семью этим невиданным на Украине "русским чудом".

"Тульский пряник" от Славика

Но на этом наш вояж в иные армейские миры не закончился. В установленное расписанием время мы вошли в вагон электрички "Тула-Москва". Я с Сашей Воловикасом, которого направляли на эту стажировку, как будущего зам. командира взвода водителей-инструкторов, сели на сидение на двоих, а наш третий товарищ, Слава Меренков, очкарик с толстыми линзами, до призыва пианист и преподаватель музыки в городе Николаеве, устроился на свободное место в середине вагона. Мы с Сашей принялись обсуждать содержание нашего доклада командованию о результатах командировки, издалека наблюдая за оживленным разговором Славика с соседями, а потом уснули, утомленные длительным брожением по городу.
Проснулись только разбуженными шумом голосов пассажиров, готовившихся к выходу на Павелецком вокзале Москвы. Среди выходивших из вагона Славика не обнаружили. Нашли его спящим в туалете. Едва разбудив, вышли на перрон, поддерживая его под обе руки. Идти с ним дальше было не безопасно. В любой момент нас могли забрать патрули. Я попросил Сашу найти какое-нибудь временное убежище, чтобы привести превысившего нормы потребления спиртного товарища в чувство. Славика же, взяв за воротник шинели, я крепко прижал к фонарному столбу и пытался как-то разговорить, но в ответ слышал только невнятное мычание (если сейчас жив-здоров музыкант, то пусть простит, он этого не помнит). Саша с задачей справился очень быстро. Нашел сторожку в депо, где женщина-сторож разрешила нам пребывать до окончания ее смены в восемь утра. Мы быстро провели нашего "клиента на поселение" в указанное место и, обнаружив там умывальник с холодной водой, подставили его голову под холодную струю. Мычание постепенно начало превращаться в членораздельную речь и закончилось просьбой протереть ему очки. На это у нас ушло почти два часа, отведенные нам хозяйкой. Мы вышли из помещения депо, все еще поддерживая товарища, и быстро юркнули в метро. Вышли на нашей станции "Щелковской", и тут нас ожидала новая мелкая провокация со стороны Славика. Увидев издалека какого-то полковника, готовящегося к посадке в автобус, он вдруг четко и громко произнес: "А, вот он, сейчас пойду и скажу все, что о нем думаю!" Нам пришлось зажать ему рот и так держать до тех пор, пока полковник сел в свой автобус.

По дороге я предложил Саше выйти из автобуса в лесу в районе Щитниково. Мы нашли красивую полянку в лесу и уложили нашего "героя" отдохнуть. Он тут же уснул, а мы пошли по лесу и нашли по вещмешку белых грибов. Вернувшись, разбудили Вячеслава, который невинным голосом спросил нас, что это мы делаем в лесу. Он был абсолютно трезв. Даже перегара от самогона не ощущалось.
В часть прибыли к восьми вечера, когда большинство офицеров и сверхсрочников уже разошлись-разъехались по домам. Четко доложили о прибытии дежурному по части, которым оказался мой взводный Д. М. Тихомиров и ушли в казарму. Так завершилась наша первая и последняя командировка в авиаполк "Горелки", после которой я подумал о том, что заканчивать службу надо только в этой своей части, ставшей родной за почти два года службы. По возвращению из отпуска я застал нашу Военную авиационную школу механиков в самом начале цикла. Старшина автопарка, "дядя Вася", как мы его называли, один из многих прошедших войну, всегда веселый, заливающийся раскатистым смехом от каждой удачной шутки товарищей по службе, уныло слонялся по опустевшему автопарку, поправляя расплывшиеся пластилиновые печати на боксах.
Начальник клуба старшина Бондаренко сокрушался по поводу увольнения в запас киномеханика и почтальона Ивана. Жаловался, что такого парня ему вряд ли удастся подобрать из нового пополнения, продавщица  магазина военторга тетя Лида жаловалась на невыполнение плана в связи с отсутствием спроса. В общем ситуация походила на межсезонье в санатории, когда солнце еще светит и греет, а курортники уже разъехались. Мои коллеги-сержанты клеили новые обои в казарме, красили полы новым для ротного, светло желтым цветом, что раздражало майора Данилова, но уже не вызывало его возражений. Командование части одобрило цвета покраски, предложенные нами в прошлом году, а со старшими по званию и по должности он не любил вступать в дискуссии. Подполковник Еремин, встретив меня, обрадовано заулыбался.    
  — Поедешь завтра в наш подшефный детский сад, там женщины помощи просят. Надо кое-что из мебели подремонтировать. Так что, иди выписывай отпускной в Москву на один день и помоги, чем сможешь, — сказал он.
Для меня эта прогулка была в радость, не хотелось слоняться по опустевшей казарме в золотой осенний денек. Поручение замполита части я выполнил с честью. Хватило времени еще и на то, чтобы пообедать в знаменитом ресторане "Славянский базар". Моя солдатская форма никого там не смутила. А стоимость обеда была посильной моему солдатскому кошельку. Тогда и увидел я впервые белые стенды при входе в ресторан, на которых были набраны белыми объемными буквами фамилии известных посетителей, среди которых было много знакомых имен: Римский-Корсаков, Куприн, Бунин, всех более сотни! Список завершала  надпись: "И герои их произведений".
Да, тогда другое и спокойное было время. Теперь солдату в такие заведения так просто и на порог не попасть.
На Киевском вокзале в киоске купил миниатюрную книжечку на украинском языке "Цікаві бувальщини". Это были короткие юмористические случаи из жизни известных украинцев. Книжечка эта до сих пор бережно хранится в моей библиотеке.
Каждая поездка в Москву оставляла след в моей памяти. Время никогда не проходило без какого-либо впечатляющего запоминающегося момента.

И вот снова отпуск

Еще более ярко впечатался в мою память разговор с командиром взвода на следующий после поездки день. Он сказал, что вместе с преподавателем автодела капитаном Кошеляевым я поеду за молодым пополнением на сборный пункт Херсонского военкомата, а это означало еще одну возможность побывать дома!
В таких случаях для поездки традиционно подбирались сержанты, призванные из областей находящихся по соседству с местами отбора.
Им разрешали убыть из части на шесть дней раньше установленного военкоматом срока прибытия "покупателей". Я уехал в середине октября и пробыл дома целых шесть суток (одни сутки ушли на дорогу).

(На фото: В прекрасном отцовском саду во время отпуска со срочной службы. Мы с Леной и маленьким сыночком Артуром. Мои родители Анастасия Степановна и Иван Тарасович)

На сборный пункт в Херсон прибыл в обозначенный в предписании день. Капитан Кошеляев встретил меня дружелюбной улыбкой и сообщил, что людей нам дадут только через три дня.
   — Если нет желания ходить в наряд дежурным по КПП, — добавил он, — и если где-то поблизости у тебя есть родственники, то можешь исчезнуть еще на три дня.
     Долго уговаривать меня ему не пришлось. Я тут же, щелкнув каблуками и козырнув для приличия, покинул сборный пункт и уехал в гости к сестре Лидии, которая в то время проживала неподалеку в Баштанском районе Николаевской области.
Погостив у сестры два дня, я вернулся в Херсон. Капитан Кошеляев выразил удовольствие тем, что я прибыл во время на сборный пункт и сообщил, что люди для нас уже отобраны и вечером мы уезжаем с тридцатью призывниками.  
   До Москвы в этот раз мы добрались без пересадок и каких-либо дорожных приключений. Уже через сутки нас тепло (в смысле погоды) встретил Курский вокзал. Контингент оказался трезвым и, на удивление, спокойным. В пути следования мы проводили с призывниками личные ознакомительные беседы, выходя за рамки сведений, указанных в Послужных карточках. Больше всех мне понравился парень в матросской форменке и фуражке курсанта морского училища Вячеслав Винник. По прибытию в часть я попросил командира взвода взять его в наш взвод. Чувствовалось, что с этим человеком у нас не будет никаких проблем. Так и случилось. Курсант Винник всегда вел себя достойно, закончил школу с отличием.
    Я в нем не ошибся и мысленно поставил себе плюс в работе за умение разбираться в людях.
   А между тем к нашему прибытию жизнь во взводе уже бурлила полным ходом. Вася Ковалев несказанно обрадовался моему появлению. В одиночку ему было трудно справляться с 30 закавказцами, которыми нас все-таки наделили на период формирования подразделений. Взводный тоже вздохнул с облегчением: "Теперь хоть не буду каждое утро бежать к подъему!"
   Через несколько дней я уже познакомился со всеми и пришел к выводу, что этот контингент все-таки более интеллектуальный, чем в прошлом призыве.  
   Но все эти курсанты также отличались хитростью, лицемерной лестью, поддельным показным уважением. Был среди них ярко выраженный лидер Ашот Арзуманян, старше всех возрастом, реэмигрант из Франции, начинавший образование в Париже и оканчивавший его  в Ереванском университете. Еще одной весьма приметной личностью был азербайджанец Эдуард Бурханов, которому ежемесячно родители высылали переводом большую сумму: 168 рублей 80 копеек.
   Нам так и не удалось узнать у него, почему так много и почему всегда одинаково.  В части такие немалые деньги он мог потратить только приглашая всех земляков в солдатское кафе. Я вынужден был отпускать их в кафе в установленное распорядком дня время. После их возвращения всегда находил в своей тумбочке "бакшиш" в виде нескольких плиток шоколада. Пытался бороться с этим явлением, но все мои попытки оказывались бесполезными. В их присутствии я начал раздавать эти предметы мелкого подкупа коллегам-сержантам, и, в конце концов, отвадил от этой привычки. Они все пытались убедить меня, что на Кавказе так принято, что это просто знаки уважения и признательности. Но я настаивал на том, что это не лучший признак их "народной культуры", как они выражались. К середине декабря их распределили по взводам обеих учебных рот. Насилие над моей тумбочкой прекратилось на несколько недель раньше. После того, как я произнес вслух несколько "смачных" фраз на их языке, выученных за время общения.
После формирования подразделений все стало на круги своя, началась усиленная подготовка к присяге. По инициативе комитета комсомола командованием части было принято решение пригласить на новогодний вечер девушек из Щелковских предприятий — с камвольной и витаминной фабрик и с Оболдинского химзавода.

Новый 1967 год - последний год срочной службы

Кто служил, тот знает, что по армейскому распорядку дня во всех подразделениях воинской части каждый понедельник после завтрака проводились политинформации, на которых замполиты и командиры подразделений рассказывали о важнейших событиях в стране. Т.е. значимых событий в мире, о которых солдаты не знали бы, было мало. В то время уже появилась на телевидении ежедневная программа "Время", просмотр которой был обязателен, но и занимал половину так называемого "свободного времени". В Ленинских комнатах лежали подшивки газет и офицерам трудно было выискивать что-либо такое, что заинтересовало бы слушателей. Поэтому такие занятия в большинстве случаев скучно проходили в общей полудреме. Исключением были только случаи, когда весь личный состав собирали в клубе и появлялся гость извне, которому было что рассказать то ли о себе самом, то ли, как участнику  определенных событий.