16:19 Искры памяти. Продолжение,15 | ||
Алексей Рещенко получил из дома телеграмму с
известием о том, что у него родился сын-первенец. В одно из
воскресений мы широко отметили эту новость в ресторане "Арарат".
Тогда мы и не подозревали, что у нашего друга через восемь лет будет
уже шесть сыновей. Ровно столько их я и обнаружил в 1978 году, находясь в командировке в г. Килия, где уже капитан Алексей Рещенко служил в должности начальника заставы. Тот, рождение которого мы так дружно обмывали в 1970 уверенно руководил всем мелким коллективом, а остальные, при появлении нас в квартире, облепили Лешу, как мышата кусок сыра. Оставили его только тогда, когда мать собрала всех под свое крыло и увела в другую комнату. А тогда, в 1970-м февраль близился к концу. Нам организовывали встречи с высшим руководством Пограничных войск. Во время таких встреч нас информировали о героической истории войск, мы узнавали о подвигах героев- пограничников. Многие лейтенанты получили возможность задать вопросы о дальнейшем прохождении службы прямо из зала и в индивидуальном порядке. Из массы задаваемых вопросов я понял, что не всех устраивает начало службы. Одни жаловались на плохие квартирные условия, другие на то, что не в тот род войск попали, третьи на глушь, в которой приходится нести службу, на недовольство жен отсутствием культурных центров в местах дислокации пограничных застав. Во время одной из таких встреч с нами беседовал начальник Политуправления пограничных войск Василий Яковлевич Лежепеков (будущий заместитель председателя КГБ СССР) и его так допекли вопросами, что он вскинул руки над собой и возмущенно спросил: — Не понимаю, что вас не устраивает? Я — такой же партнаборовец, как все вы. Только пришел в войска на год раньше. Мне все нравится, все радует в этой жизни. А вы... Взрыв хохота нарушил напряженную тишину в зале. Генерал Лежепеков до службы в войсках работал на ответственной должности в ЦК Компартии Белоруссии. Его призвали на самую высокую должность политработника, сразу присвоили генеральское звание, обеспечили шикарным жильем в Москве. Все мы об этом знали. Смех был справедливым. Он понял, что шутка оказалась не совсем уместной и завершил беседу обещанием решить проблемные вопросы в рабочем порядке с начальниками войск пограничных округов. Нам организовали встречу с уже прапорщиком и курсантом Голицынского Высшего политического училища имени К.Е.Ворошилова, Героем Советского Союза Юрием Бабанским, отличившимся на острове Даманском в 1969 году, с нами встретился выдающийся советский разведчик Рудольф Абель. Последним, из политических руководителей Пограничных войск во время моего присутствия в училище, с нами встречался заместитель начальника Политуправления генерал-майор Щур. Когда мы уже стояли в строю перед следованием на эту встречу, кто-то из ребят передал мне письмо. Я его сразу же спрятал в карман шинели. Распечатал уже в зале, где проводилась встреча. Это был вызов на преддипломную сессию с 1 марта по 1 июля 1971 года. В конце встречи генерал пригласил всех имеющих индивидуальные вопросы пройти в кабинет за сценой. Пока я собирался с мыслями, решал идти к нему на беседу или не идти, передо мной образовалась очередь, в которой я оказался тринадцатым. Очередь выстраивалась еще и за мной. Я всегда считал цифру 13 удачной для себя. Так случилось и в этот раз. Но войдя в кабинет, я увидел недовольное выражение лица генерала и засомневался в целесообразности своего визита. — Что тоже собрался увольняться, — опередил мой доклад недовольный генеральский бас. — Понабрали мягкотелых дезертиров! Выслушивай теперь их слезы. Сынки мамины. — Никак нет, товарищ генерал. Я совсем по другому вопросу. — Ну, задавай свой вопрос! И я решился. — Дело в том, что я студент-дипломник, и сегодня получил вызов на подготовку и защиту диплома. — Ну, так и езжай, защищайся, — просветлело лицо генерала. — Боюсь, что меня не отпустят, если обращусь по команде. — Давай свой вызов, посмотрю. — Он на украинском языке, товарищ генерал, может я зачитаю по-русски. — Давай сюди, я добре розумію рідну мову. Ще не забув. Я подошел и положил перед ним бланк вызова. — Так в чем вопрос, езжай, защищайся! — сказал генерал, быстро пробежав глазами письмо из университета. — А вы напишите в уголочке свое решение. Он посмотрел из-под очков уже с улыбкой. В правом верхнем углу бланка вызова появилась резолюция с прямым указанием: "Начальнику училища генерал-лейтенанту Алейникову. Отпустить на защиту диплома" и с размашистой генеральской подписью. С этим я и проследовал в учебный корпус к двери куратора курса полковника Твердохлебова. Он встретил меня удивленно-вопросительным взглядом. — Почему здесь? Занятия там уже! — А мне надо уехать, товарищ полковник. — Ты, лейтенант, на сколько сюда? — На два месяца, товарищ полковник. — А сколько здесь? — Месяц. — Кругом марш, на занятия. Зайдешь через месяц. — Но не все так думают, товарищ полковник! — А кто там еще не так думает? — У генерала Щур отличное от вашего мнение. — Где? — А вот здесь, — я протянул ему вызов с резолюцией генерала. — Идите, мы подумаем! — Мне кажется, за вас уже подумали, выполнять надо! Я вышел из кабинета, нарочито громко прикрыв дверь. В 17:00 я уже получал в отделе кадров предписание с датой прибытия в часть по месту службы и проездные документы. Подводный риф, оказавшийся по курсу следования, был удачно преодолен. Ровно через сутки город-герой Одесса приветствовал меня мелодией из оперетты "Белая акация". Начальник отдела кадров майор В. А. Попов, узнав о причине моего досрочного появления, без лишних слов подготовил отпускной билет на указанный в вызове срок и отнес на подпись командиру части. Несколько дней у меня заняли финансовые вопросы. Начфин майор Н. И. Ромазов вообще любил волынить с выплатой отпускных, а тут еще за четыре месяца. Но, после всех этих мытарств, седьмого марта я уже появился у родного порога в полной готовности поздравить маму и жену с праздником — Международным женским днем 8 Марта. Неделя ушла на отдых от столичных сует и переездов. Еще одна была затрачена на устранение указанных профессором Г. А. Вязовским мелких недостатков в моей дипломной работе. Самым трудным оказался процесс ее лаконизации — сокращением текста наполовину. В окончательном результате получилось 103 страницы машинописного текста, вычитанного и выверенного до последней запятой. В конце марта я снова отправился в Одессу и сдал готовую дипломную работу на кафедру теории и методики преподавания литературы на рецензию. В беседе с руководителем уточнил, будет ли он присутствовать при моей защите диплома. Он сказал, что точного ответа еще не имеет, так как на июнь предполагается его присутствие на съезде Союза писателей Украины, а точная дата его проведения ещё не установлена. С этим я и уехал домой. Апрель, май и половина июня стали для меня месяцами беспрерывного отдыха. Правда, в середине мая не выдержал и поехал в Одессу, чтобы узнать о судьбе моей дипломной работы. Девушки-лаборантки кафедры сказали, что есть уже несколько рецензированных работ. Среди них я обнаружил и свою с рецензией, которую написал доцент А. А. Жаборюк, как и было обещано. Я посмотрел рецензии к другим работам. Они умещались на одной странице. Анатолий Андреевич в своих оценках оказался более щедрым. Он изложил свое мнение на трех с половиной листах, написанных от руки. В тексте было одно-единственное несколько двусмысленное замечание, звучавшее приблизительно так: "В рецензируемой работе мало раскрыто содержание произведений, на которые автор ссылается в своей работе, но учитывая то, что другие специалисты, занимающиеся литературным краеведением, тоже допускают подобные ошибки, не будем брать это во внимание". Зато вывод был исключительно конкретным: «Считаю, что работа заслуживает оценку "отлично"». В других рецензиях было написано: «Полагал бы, что при отличной защите, оценка может быть "отлично"». Я уехал домой окрыленным, в расчете на успех при защите диплома. Защита. На подготовку к защите у меня оставалось около двадцати дней. Я начал писать свой доклад по теме работы. Сразу же вспомнился совет Григория Андреевича, данный в ответ на мой вопрос о времени доклада. Он тогда резонно сказал: — Будете говорить меньше семи минут, члены комиссии подумают, что вам больше нечего сказать и начнут задавать массу вопросов, будете говорить дольше семи минут, подумают что пытаетесь вешать лапшу на уши. Я написал текст доклада на трех с половиной страницах исходя из того, что машинописная страница читается где-то около двух минут в спокойном размеренном темпе. Несколько раз прорепетировал перед зеркалом, контролируя интонации и жестикуляции как заправский театральный актер. Получалось ровно семь минут, как назидательно советовал профессор Вязовский. Настал момент сотворения себе имиджа дипломника. Принял решение идти на защиту диплома в вышитой сорочке, которую приобрел специально по этому случаю. Все-таки основа моего диплома — "краеведение". Наш курс защищался на протяжении десяти дней, защиты были открытыми. Я попросил старосту группы включить меня в список посередине — на пятый день. Все предыдущие дни ходил на защиты своих однокурсников, слушал их доклады и задаваемые членами комиссии "каверзные" вопросы. Так сказать, учился на чужих ошибках, чтобы не допустить своих. Мой звездный час настал пятнадцатого июня. Стоял за трибуной ровно тринадцать минут. Ровно семь из них занял мой доклад, еще шесть — ответы на вопросы. Все — как рассчитано. Вопросы мне задавали только в рамках материала дипломной работы. Ответил на них без затруднений. Рецензент доцент Жаборюк долго, как мне показалось, читал написанную им рецензию. Председатель комиссии, профессор из Киевского государственного университета, объявил оценку "отлично" и я был отпущен с миром. Профессор Вязовский при моей защите не присутствовал. Даже не знаю, был ли он в эти дни в Одессе или находился на съезде писателей в Киеве. Мой товарищ Георгий Чернега защищал диплом в этот же день, я, разумеется, решил остаться поприсутствовать на его защите. Тема дипломной работы Георгия звучала так: «Повесть Инны Гофф "Телефон звонит по ночам"». Жора взялся за диплом только после последней летней сессии, мне было интересно услышать его доклад по столь узкой специфичной теме. Как только он появился за трибуной, в аудитории появился декан факультета Иван Михайлович Дузь, скромно присевший на свободный стул недалеко от входа. Он заставил Жору изрядно поволноваться. Причиной волнения стал заданный им вопрос: — В повести Инны Гофф красной нитью проходит религиозная тема. А не скажет ли нам уважаемый соискатель университетского диплома кто избран Патриархом всея Руси? Георгий заметался за трибуной, по залу пронесся чуть слышный шелест, кто-то тихонечко произнес слово "Пимен". — Так вчера же на Священном Синоде Русской Православной Церкви Патриархом был избран Его Преосвященство архиепископ Пимен, — громко и уверенно произнес мой друг. — Ну, я же говорил, что он все знает, — произнес улыбаясь в сторону комиссии Иван Михайлович. — Знаю его хорошо и ценю за трудолюбие и упорство в учебе. Дипломная работа Георгия тоже была оценена на "отлично". Вручение дипломов было назначено на тридцатое июня и мы опять разъехались по домам. Было время сенокоса и мы с Леной занялись заготовкой сена для отцовской кролефермы на Петровской горе, тогда еще чистой от лесонасаждений. 29 июня нас с Леной встретил отдохнувший за ночь от дневной суеты Одесский вокзал. Мы сразу же сели в 5 трамвай и отправились на улицу Комсомольскую (теперь Портофранковская), надеясь найти кратковременный приют у старичков-земляков, у которых мы квартировали с ребятами несколько летних сессий. В самом начале улицы вышли из трамвая и пошли до санпропускника пешком, всей грудью вдыхая утренний аромат цветущих белых акаций. Город просыпался под тихое шуршание метел неутомимых дворников, приводивших в порядок улицу и аккуратные дворики. Какой-то шутник направил в нашу сторону поливной шланг и мы дружно отпрыгнули от холодных струек, достигших нас. Тетя Катя с удовольствием предоставила нам небогатые "апартаменты" в своем домике, через некоторое время появился и Георгий с женой и двумя сыновьями. Для них тоже нашлось место в гостеприимном доме. Мы распаковали сумки с домашней снедью, тетя Катя приготовила чай, пожелала нам удачного дня и мы отправились знакомым маршрутом в переулок Маяковского, где во дворе факультета должны были встретиться с однокурсниками. Первым, кого я заметил войдя под арку университетского дворика, оказался Григорий Андреевич Вязовский, оживленно беседовавший с коллегами. Я сразу же оторвался от своих спутников и бросился к нему, а он повернулся и пошел в мою сторону. — Слыхал, слыхал. Поздравляю с успешной защитой, — услышал я от профессора, — а я вот только вернулся из съезда писателей Украины. Обмениваемся впечатлениями с коллегами. Выслушав от меня слова благодарности, он достал из внутреннего кармана записную книжку, критическим взглядом окинул мою лейтенантскую форму и спросил: — А это что? В "партизаны" призвали? — Нет, Григорий Андреевич, это не меньше, чем на 22 года. Я теперь кадровый военный. Он раскрыл записную книжку поднес к моим глазам. — Вот видишь три фамилии (там была и моя), это те, кому я собирался в этом году предложить аспирантуру . Думал, ты человеком хочешь стать, а ты успел стать офицером. Ну, что же, и это похвально. Желаю удачи на новом поприще. Жаль, что это уведет тебя далеко от филологии. Этот путь мог быть для тебя верным. На этой ноте мы и расстались навсегда. Я всегда сожалел о том, что этот замечательный человек и ученый не был моим преподавателем, что время общения с ним было столь ограниченным, всего несколько кратковременных бесед, связанных с подготовкой дипломной работы. Но мне очень хочется сказать хоть несколько добрых слов о нем, нашем земляке родом из Баштанки, солдате войны, проректоре Одесского университета по научной работе, заведующем кафедрой теории и методики преподавания литературы, профессоре, человеке с большой буквы. Пусть и не своими словами, то хотя бы словами человека, который больше общался с ним, тоже писавшем дипломную работу под его руководством и учившимся на филфаке в то же время, что и я, но на дневном отделении. Статью Анатолия Яни о профессоре Вязовском "Он был таким, что после беседы с ним хотелось браться за перо" я встретил недавно в интернете. Она вернула меня к воспоминаниям уже сорокалетней давности потому, что именно таким я всегда представляю в мыслях своего бывшего наставника, а ситуация, сложившаяся у Анатолия, была чем-то похожа на мою. Поэтому позволю себе привести несколько цитат из названной мною статьи. "Не прошло и месяца, как меня вызвал к себе проректор по учебной части. Я думал, что меня будут ругать за то, что я в чем-то провинился. Но Григорий Андреевич Вязовский заявил мне, что о сам лично берется за руководство моей дипломной работой, в которой я хочу рассказать о поэзии Владимира Домрина. — Нужно будет лишь подумать, как следует лучше назвать эту дипломную работу, — сказал он мягко улыбнувшись, — потому что Домрин пока еще, к сожалению, не классик… Если не возражаете, приходите ко мне на консультации с тем, что у вас уже написано и что напишете. Время есть! Так что — за перо или пишмашинку!" Ну разве не похож этот эпизод на то, что выше я писал о себе самом? Дальше Анатолий пишет: "Хорошо помню его веселое лицо с выcоким лбом и серебристой взъерошенной прической, с тепло и искристо светящимися сквозь линзы очков приветливыми глазами. И пусть другие преподаватели филологического факультета, где я прошел весь курс наук, были наиграно улыбчивы, порой иронично и горделиво посматривая на студентов свысока, зато всегда ощущалось, что улыбка профессора Григория Андреевича Вязовского была добродушной, искренней и бесхитростной". Эта характеристика целиком соответствует облику сохранившемуся и в моей памяти. Очень верно подметил Анатолий все характерные черты Вязовского. Не все преподаватели предстают такими в его статье. Вот какой он обрисовал Ларису Андреевну Бурчак, самовлюбленную дамочку, которая и меня когда-то измочалила при защите курсовой работы по теме «Существительные типа "синь" в поэзии Сергея Есенина»: "Темы дипломных работ раздавала пятикурсникам читавшая на филфаке курс "Литература народов СССР" весьма миловидная, симпатичная женщина с накрашенными алой помадой губками, которая нравилась мне, к сожалению, только внешне, но чья фамилия напоминала мне звуки кипящей жидкости Лариса Андреевна Бурчак. Мне казалось, что фамилия как бы демонстрировала какую-то невнятность в ее манере говорить и даже некоторую ворчливость или ворчанье, недовольное брюзжание". Все точно, Анатолий, тут не поспоришь. Последние строки статьи А. Яни выражают всю глубину уважения и благодарности человеку, присутствовавшему когда-то в его жизни: «Я прохожу по Польскому спуску (бывший спуск Кангуна). А вот и дом № 6А. Высоко на стене белеет мемориальная доска, на которой золотыми буквами высечено: "В цьому будинку з 1970 року жив письменник, відомий вчений, професор Григорій Андрійович Вязовський (1919—1996)". — Жил? — спросил я сам себя. — А не живет ли он и сейчас в моей памяти?» Живет, Анатолий, и не только в вашей памяти. Тех, с кем непосредственно общался наш великий наставник и учитель десятки, может даже сотни. Он навсегда в памяти тех, кого подхватил когда-то на крутом повороте, взял под свое крыло и вывел на путь творчества и активной жизненной позиции. Торжественное вручение дипломов. В деканате факультета мы узнали, что вручение дипломов состоится в 10 часов утра в главном корпусе университета, находившемся на улице Петра Великого, 2. Сразу же отправились всей нашей микрогруппой туда. Николай Бурнусенко в этот день был с дочерью-студенткой, фотоаппаратом и блокнотом для заметок. По дороге мы встретили декана И. М. Дузь. Коля сразу же предложил всем сделать фото на память. Мы выстроились с деканом в центре. И в это время он, любитель юмора, выдал то, что запомнилось надолго: — Только смотрите, фотограф, чтобы не получилось так, как однажды в фольклорной экспедиции, которую я проводил в болгарских селах. — А что там было, Иван Михайлович? — Да так, собственно, ничего не произошло. Приехали мы большой группой в село, стали искать место обитания. А в селе похороны. Пришли к нам местные жители с просьбой дать фотографа, если таковой имеется. Я сказал: "Пойди, Вася, сфотографируй". Пошел Вася, стал выбирать удобный ракурс, залез на табуретку, прицелился и изрек, обращаясь к покойнику: "Внимание, снимаю!" Я, конечно, ничего не имею ввиду, но прошу общего внимания при съемке, чтобы фотограф виноватым не оказался. После десятиминутной веселой беседы с деканом мы в приподнятом настроении пересекли нынешнюю Преображенскую, еще квартал по улице Щепкина и оказались в тенистом университетском сквере перед главным корпусом. Там уже было большинство наших сокурсников. Обсуждался вопрос, кому дать возможность сказать слова благодарности преподавателям после вручения дипломов. Остановились на кандидатуре Марии Ивановны, нашей сокурсницы, женщины бальзаковского возраста. Актовый зал встретил нас маршем университетского духового оркестра и цветами. Каждый из нас получил диплом, звуки туша и порцию аплодисментов. На фото внизу: Диплом. Результат моей многолетней и многотрудной учебы в Одесском университете:
В конце торжества настал
час для экспромта Марии Ивановны. Она не стала
утомлять присутствующих долгой и нудной
проповедью. Сказала коротко и ясно: | ||
|
Всего комментариев: 0 | |