Грамота Президиума ВС УССР и орден Красной Звезды.
 С начала 1985 года,  наряду с подготовкой к сорокалетию части, мы начали масштабную подготовку к празднованию 40-летия Победы советского народа в Великой Отечественной войне. Созданный при клубе вокально-инструментальный ансамбль "Рубеж" готовил в соответствии с планом политотдела округа большую концертную программу. С марта по июнь наши самодеятельные артисты выступили с нею в домах культуры районного центра, горорда Червонограда, в большинстве  сел Сокальского района. Руководство района  оценило их работу и направило в округ ходатайство с просьбой о поощрении личного состава ансамбля и духового оркестра.
   В июле в часть прибыл старший инструктор политотдела округа Г. П. Кононов с поручением генерал-майора Г.Г.Титова (начальника политотдела округа) подготовить материалы на представление меня к присвоению звания заслуженного работника культуры Украины и поощрение всех участников ансамбля. Спустя некоторое время, Григорий перезвонил мне и сообщил, что представление меня на заслуженного отклонено наградным отделом Верховного Совета УССР, так как я в данное время не являюсь работником учреждения культуры. Но вопрос решается по-иному. И я, и ансамбль в полном составе будем награждены Грамотой Президиума ВС. Указ об этом награждении был подписан 22 ноября 1985, а грамоты и нагрудные знаки к ним были вручены только летом 1986 года.
(на фото: Грамота Президиума ВС УССР)

Это произошло в один день с вручением мне ордена Красной Звезды, которым я был награжден Указом Президиума Верховного Совета СССР от 19 февраля 1986 года. Ордена начальнику Львовского пограничного отряда полковнику И. Г. Попенко и мне вручил на заседании военного совета округа генерал-майор В. И. Стус (на фото слева), а обе грамоты я получил из рук заместителя начальника политотдела округа полковника А. С. Артемова в его служебном кабинете. Такой интим он объяснил тем, что две большие награды в один день могут вызвать зависть коллег, а это никому не нужно.
   Этот радостный для меня день мог закончиться весьма печально. Питающий страсть к передвижениям по воздуху, начальник войск проигнорировал наличие у нас билетов на поезда и приказал  всем убыть к местам службы на самолетах авиаэскадрильи, чтобы быстрее оказаться на рабочих местах. На южное направление отправлялся самолет командующего ИЛ-14, а наше, западное, направление улетело на транспортном самолете АН-26, недавно вышедшем из ремонта. В нем разместилось командование Минского оперативно-войскового отдела во главе с генерал-майором А. Веселовым, а также Брестского, Гродненского отрядов, всех частей Львовского пограничного гарнизона. На подлете к Минску, где у нас была первая посадка, бортинженер заметил дымок на лопастях винта левого двигателя. После совершения посадки в Минском аэропорту мы добирались в свои части на перекладных. Сначала на электричке до Бреста, потом на автобусе Брестского отряда до Шацких озер, где и отметили с товарищами получение высоких наград; до Львова, Мостиски, Великих Мостов доехали на вызванных из частей служебных автомобилях. В части прибыли через восемь-девять часов после прихода во Львов поезда, на который имели билеты. Вот в такую передрягу попали нежданно, негаданно.

   Съемки художественного фильма.
   По вниманию к моей особе год 1986 был самым звездным за весь период моей службы в войсках. И, пожалуй, самым напряженным во всех отношениях. Ко всем нашим заботам по реформированию школы в учебный пограничный отряд добавилась еще одна непредвиденная. В один из летних дней я увидел на территории группу неизвестных мне гражданских людей. Часовой у калитки доложил, что это прибыла группа "киношников", которые будут снимать какой-то фильм о пограничниках. Как выяснилось, это была творческая режиссерская группа киностудии "Беларусьфильм" во главе с режиссером фильма Борисом Степановым, прибывшая снимать очередной двухсерийный блок сериала "Государственная граница" с рабочим названием "За порогом победы". В предписании Политуправления пограничных войск КГБ СССР, предъявленном нам режиссером, предлагалось оказывать группе всяческое содействие.
    При первой встрече с этим творческим коллективом я и не подозревал, что придется оторваться от выполнения своих основных обязанностей почти на четыре месяца. Уже с первых минут знакомства началась работа над фильмом. Режиссер Борис Степанов достал из кем-то подаренной ему командирской сумки большой лист бумаги, развернул его и показал чертежи оуновских схронов, раздобытые в архивах Львовского УКГБ.
    — Нам бы как-нибудь пообщаться с человеком, который все это видел своими глазами, — спросил меня режиссер.
    В это время, обходя нас сторонкой, шел на смену в котельную сантехник Мирон Алексеевич Савицкий.
    — А вот он, пожалуй, и сможет рассказать, — ответил я, — и подозвал Мирона Алексеевича.
    Услышав суть вопроса и тщательно изучив схемы, показанные Степановым, Мирон Алексееевич принял позу зайчика, готовящегося к прыжку, которую он принимал всегда, когда что-то увлеченно  рассказывал или доказывал.
    — Значить так, схрони цi ми будували ось так, — услышали мы от нашего знатока. — Дарма ся либите, шановні пани, не дивітесь ме на мій вигляд. Я три і десєтого року народження, як не будував, то бревенця подавати вже міг, — продолжал Савицкий, — будете будувати, то кличте. Можу ся здати до помочі.
     Режиссер жестом остановил наш дружный смех и любезно пригласил Мирона Алексеевича оказать помощь, как только она понадобится.
     На этом пока и распрощались.
    Только теперь Б. Степанов представил мне остальных членов творческого коллектива: оператора Игоря Рамишевского, художника фильма В. Кубарева и художника-декоратора Бориса Банка.
    — Вот ему, — указал он на последнего, — вы и должны будете оказать помощь в первую очередь. Оставляю его у вас, а стоящие перед ним задачи он расскажет вам сам.
    Задачей Бориса оказалось строительство хутора на уже выбранном режиссером месте, неподалеку речки Рата. Это был живописный уголок, который мы всегда выбирали для отдыха в свободное от службы время.
    — Вот здесь мы и устроим наш пожар, — сказал Борис, когда мы подошли к месту строительства хуторка.  
    — Как  это — устроим пожар, удивился я, — мы ведь должны построить, а не сжечь?
    — Построить, а потом сжечь, ведь это же кино, чему тут удивляться?
Каждый следующий день мог быть поводом для моих удивлений. Сначала привезли из Белоруссии вагон хорошо обработанного леса-полутеса, пригодного для строительства шикарной дачи. Из него и должен был построиться огромный сарай. Под руководством художника-декоратора Бориса Банка (на фото он объясняет, как будут развиваться события фильма) выделенные командиром части солдаты в течение трех недель возвели стены новостройки. Прибыл помощник Бориса с ящиками разных цветов сухих красок и принялся превращать сверкающие свежестью бревна в ветхое дерево.
   Как только строение "постарело", я получил новую вводную: найти камыш на крышу. Мои доводы  по поводу того, что среди лета можно найти только зеленый камыш, а хат под камышом в городе уже не найти были услышаны и восприняты приунывшими декораторами. Но тут в разговор вмешалась директор картины Галина Шелег.
   — А может быть в близлежащих селах такие хаты найдутся, — помахала Галя кошелечком у нас перед глазами.
   Я  отправился к председателю горсовета с возникшим вопросом. В горсовете мне рассказали, что хатка, с которой можно снять соломенную крышу, связанную в парки, возможно, за небольшую плату найдется в селе Боровое. Она перешла в наследство от умерших бездетных хозяев соседу, а ему она не нужна, так как не может быть использована  даже как хозяйственная постройка.
   В Боровое мы отправились большим коллективом. Галина с кошельком, оба художника-декоратора, а для подтверждения нашей легитимности, как покупателей, представители местной власти — участковый милиционер и председатель горсовета Зоя Иосифовна. Подъехали к хатке, сиротливо ютившейся на фоне огромного земельного участка. Весь смысл наследства, конечно же был в нем.
   Как только хозяин владений увидел толпу людей с участковым, он сразу же вырос перед нами, как боровик после грибного дождика.
    — Кто такие, что надо в моем дворе? — услышали мы вместо приветствия.
    — Да мы, вроде бы, и не во дворе еще, на дороге стоим, хозяина ждем, — скромно отвечаем.
    — И чем хозяин обязан такому обилию непрошеных гостей?
    — Да вот хотим солому купить, которой крыта эта избушка, — начала Галина деловой разговор.
    — А зачем мне хата без крыши? — в голосе хозяина слышится подозрительность.
    — Вопрос резонный, — продолжала Галя, — тогда с хатой продайте.
    Наличие кошелька в ее руке сразу привлекло его внимание. В глазах его сверкнул огонек собственника, приготовившегося сорвать куш.
   — И сколько дадите за хату? —  перешел на деловой тон наш собеседник.
   — А сколько запросите?
   — Ну, может быть, за две тысячи отдам, — начал было торги "латифундист" из Борового.
   — Двести рублей и ни рублем больше! — Галина изрекла, как отрезала, тоном, не вызывающим сомнений.
   — Забирайте, но деньги вперед, — поспешно промымрил владелец "имения", заметив недвусмысленный взгляд председателя горсовета, убеждающий в том, что цена достойная.
    Из кошелька директора картины в его руки перекочевали две сторублевки. На этом торги закончились. Счастливый торгаш удалился с наших глаз, а мы стали рассуждать, на что может сгодиться  эта трухлявина. Декораторы решили, что деревянная избушка, в случае аккуратной ее разборки, может послужить жилым помещением на строящемся хуторе. На следующий день я выехал с музыкантами в село Боровое, чтобы лично проследить за разборкой хатынки, а также не допустить нарушения мер безопасности. Бывший хозяин даже глаз не повернул в нашу сторону. К вечеру снос "терема" был завершен, а находившийся в нашем распоряжении ГАЗ-66 перевез двухсотрублевую добычу на место новой дислокации. Через неделю декораторы вместе с солдатами все воспроизвели в первозданном виде, соломенной крыши хватило только на то, чтобы декоративно прикрыть стропила обеих строений (на фото: «Бандеровцы» и та самая «хатинка»).
    — Нам здесь не ночевать в дождливую ночь, — смеялись художники-декораторы,  — просветов на пленке видно не будет, а гореть всему этому добру не больше семи минут.
    Когда покончили со строительством хутора, я выехал с режиссером и оператором на натуру. Надо было выбрать место для сцены казни бандеровцами старшины пограничной заставы Лободы. По сценарию, его должны были разорвать наклоненными к земле и резко отпущенными двумя березами. Но таких берез, растущих на нужном расстоянии друг от друга нам найти не удалось. Б. Степанов принял решение сжечь старшину живьем на костре — "великій ватрі".  
   Я предложил сделать это возле взорванного Карбышевского дота, который однажды видел неподалеку от села Низы. Режиссеру место понравилось. Была назначена ночь съемок эпизода. Всем желающим присутствовать на съемках, разрешено было выехать к месту событий.
Для массовки режиссер пригласил всех желающих попасть в кадр офицеров и прапорщиков части. Их оказалось достаточное количество. К двадцати часам вечера руководитель оуновского провода Клим Рогозный (актер Тимофей Спивак), другие члены его группы; начальник пограничного отряда Сушенцов   (актер Дмитрий Матвеев), старшина заставы Лобода (актер Семен Морозов), а также все участники массовки от нашей части были на выбранном месте съемок. Некоторое время ждали наступления сумерек, чтобы "начать съемки на режиме", как сказал оператор. Эти минуты мы использовали для бесед с С. Морозовым, Д. Медведевым, Т. Спиваком. Их увлекательные рассказы прервала девушка-гример, которая позвала сначала артистов, а потом и мое войско статистов.
   Первым из кустов вышел Семен Морозов за десять минут превратившийся из бравого пограничника в некое подобие человека. Он едва ступал босыми ногами, беспрерывно наступая на еловые шишки, гимнастерка была наполовину разорвана, оторван рукав, лицо и оголившаяся рука в синяках и кровоподтеках. Он подошел к нам и, еле шевеля губами с запекшейся на них "кровью".
    — Вот так, ребята, плохи мои дела... — прошептал "старшина Лобода".
    За ним браво выпрыгнул из кустов переодетый в в форму полковника УПА (Украинской повстанческой армии) Тимофей Спивак. Его улыбчивое бородатое лицо уже не было добродушным и приятным. В глазах сверкала ненависть. Оба актера уже настраивались на исполнение своих ролей  в готовящемся для съемки эпизоде. За ними вышел Дмитрий Матвеев в новенькой гимнастерке, скрипучей портупее, со звездой Героя на левой стороне груди. В этот день он не был занят в съемках, но, видимо, уже готовился к следующему съемочному дню. Как начальник пограничного отряда он должен был воочию пережить случившееся со старшиной заставы, прошедшим с ним плечом к плечу всю войну, чтобы завтра действовать в соответствии со сложившейся обстановкой. Огромный костер, сложенный из обрезков полутеса, оставшихся от строительства хутора, уже вовсю пылал.
Теплая летняя ночь быстро опускалась на сосновый лес. Режиссер заторопился. Усадил на бугорок руководителей оуновского провода, оценил грим на старшине заставы, закричал в сторону леса:
    — Где массовка? Время уходит!
    Из кустов начали выползать мои офицеры и прапорщики (на фото). Присутствовавшие при этом действии жены долго не могли узнать своих мужей, а дети отцов. Лена долго не могла распознать в этой разношерстной толпе со «шмайсерами» наперевес собственного сына. Только Мирон Алексеевич Савицкий оставался узнаваемым. Его оставили в той одежде, в которой пришел из дому: в кожаной кепочке, черных штанах, заправленных в сапоги и каком-то военном френче, непонятно каких армий и времен. Он подошел ко мне и сказал, жалуясь:
    — Неправильно це, товаришу майор. Всім одяг дали, а мені сказали так іти.
    — А зачем же вам, вы и так хорошо выглядите, — ответил я, смеясь.
    — Я просив, а вони не дали, говорять — і так схожий, — с этим он и пошел на съемочную площадку, обиженный.
     Помощник режиссера быстро расставил массовку за пылающим костром.
Режиссер, указывая на огромного прапорщика В. В. Пруса, одетого в черные казацкие шаровары и высокую черную папаху, прокричал в мегафон:
    — Этого, фактурного, в центр массовки ставь.
    После этого была хлопушка, команды "Мотор!", "Камера"!  
   Сцена допроса старшины Лободы чем-то напоминала мне известную картину Б. Иогансона "Допрос коммуниста", неоднократно виденную мною во время культпоходов в  московскую "Третьяковку". Только там допрашивают белогвардейцы, а здесь начальник службы безопасности оуновского провода.
   После нескольких дублей оператор И. Ремишевский, наконец, произнес заветное "Снято!".
  Семен было опустился на травку, чтобы отдохнуть морально и физически, но опять прозвучала команда продолжать съемку. (На фото внизу: Казнь Лободы — Морозова).
Двое дюжих "бандеровцев" подхватили якобы свалившегося с ног старшину под руки, поволокли босыми ногами по веткам и шишкам к костру и бросили его, не более чем в полутора метрах, от пылающего костра. С одной стороны его жег пылающий костер, с другой неумолимо грызла туча комаров, налетевших на свет. Оператор остался недоволен отснятым дублем, так как на лице актера не оказалось пота. Дубли повторялись до 22:00. Режиссер объявил двухчасовой перерыв на обед и отдых.
    Вмешался всезнающий в округе прапорщик В. В. Прус:
    — В Низах чайная работает до одиннадцати. Кто желает перекусить — приглашаю, — тихонько сказал он своим ребятам. И они ушли как были, со «шмайсерами» и в киношной одежде. Что там было, когда подвыпившие завсегдатаи увидели их. С криком: "Ура, наши пришли!" несколько человек бросились к ним с объятиями, остальные тихонечко испарились.  
   На следующий день об этом нежданном визите в селе только и разговоров было.
   Женщины между собой говорили:
   — Уже допились наши мужики до чертиков. Провалились в прошлое, померещился им 50-й год.
   Массовка вернулась на съемочную площадку точно в установленное режиссером время. Их временного исчезновения никто не заметил, а значит и вылазка в общественное место села оказалась инкогнито. Съемка очередных дублей продолжалась всю ночь. Старшину заставы Лободу бросили в костер только после того, как режиссер вылил прямо в лицо уже действительно изнемогающему актеру Семену Морозову ведро холодной воды и оператор получил необходимые ему капли пота. Все мы уехали домой только в пять часов утра.
    Я узнал о том, что мои "артисты" ходили ночью в село, только через несколько дней, после того, как мне позвонил первый секретарь Сокальского райкома партии М. В. Гамерский и спросил, что это за "бандеровцы" бродили ночью по селу Низы. Я объяснил, что в этом месте проводились съемки фильма, эпизод снимался всю ночь и, видимо, мои проголодавшиеся офицеры и прапорщики совершили в обеденный перерыв "рейд" в местную чайную, надеясь, что там уже никого нет после десяти вечера. Сам же в этот день с утра до вечера выслушивал объяснения и читал письменные сообщения от всех участников этого события, которое в тех краях, в годы активной горбачевской перестройки, могло получить политическую окраску. Но в райкоме пожар раздувать не стали, все обошлось нам просьбой больше не экспериментировать.
    А смешные истории случались почти каждый день. К съемочной группе для постоянной связи и оказания помощи от политотдела был приставлен старший кинотехник клуба прапорщик Юрий Петренко. От него я и узнавал ежедневно обо всех подробностях съемочных дней.
    Основные съемки фильма проводились во Львове в Музее архитектуры и народного зодчества под открытым небом у подножья Замковой горы. Однажды рассерженный чем-то режиссер Б. Степанов, подозвал Юру и выкрикнул тоном, не допускающим возражений:
    — Приведи мне немедленно ЭТУ корову!
   Юра не обратил внимания на слово "эту", не стал уточнять, какую именно. Вскочил в УАЗик и умчался в ближайший колхоз. Оставив в залог автомашину с водителем, взял взаймы корову и в пешем порядке привел ее к месту проведения съемок.
    — Это еще что такое! — закричал режиссер, увидев на площадке перепуганное трамваями и бесконечными потоками машин стадное животное.
    — Так вы же дали команду привести корову, я и привел!
   — Веди туда, откуда привел! Я имел ввиду толстую осветительницу, неправильно выставившую софиты, — уже смеясь сказал Степанов.  
Операция "корова" закончилась только к позднему вечеру.
    1986 год был еще и годом успешной борьбы Егора Кузьмича Лигачева, объявившего войну спиртным напиткам. В ликеро-водочных магазинах — хоть шаром покати. Для актеров, привыкших расслабляться после трудных съемочных дней, это были черные дни, вырванные годы. Выход из положения нашел народный артист СССР К. Степанков. Тогда еще студентку театрального института Лидию Велижеву одевали в наряд нуждающейся в помощи крестьянки, вместе с Ю. Петренком они объезжали несколько городских аптек и добывали по несколько десятков пузырьков со спиртовой  настойкой боярышника. Содержимое пузырьков сливалось в бережно хранимую бутылку от коньяка и объявлялась всеобщая расслабуха. Такие были времена.
    Интересен был и момент добычи униформы оуновцев в селах Турковского района. По сельскому радиоузлу объявляли о том, что нужна одежда конца сороковых — начала пятидесятых годов. Диктор также говорил, что за нее будут платить деньги. Торги начинались несмело, а когда первые продавцы шли по селу и показывали полученную пятерку или десятку, народ начинал валом валить. За два дня ГАЗ-66 завалили товаром под тент. Режиссер сказал, что все сгодится, не первый и не последний фильм снимается. Все потом уехало на склады киностудии "Беларусьфильм".
    Хутор, который мы с таким усердием строили, сгорел всего за семь минут. Каскадеры группы Улдиса выскочили из пылающего сарая как факелы. Оператор И. Ремишевский торжествовал из-за того, что удалось все снять с первого дубля. Второго просто не могло быть.

   Съемки фильма закончились только к середине сентября. Мы устроили прощальный вечер для съемочной группы и актеров, которые еще оставались  во Львове. Режиссер пообещал нам, что мы посмотрим фильм, как только он будет смонтирован и озвучен. Телезрители его впервые увидели на экранах телевизоров 27 мая 1987 года, накануне празднования Дня пограничника. А мы получили ящики с кинолентами уже в начале марта. Просмотр  устроили для всего личного состава и отдельно для членов семей офицеров и прапорщиков. Пригласили и семьи рабочих и служащих. Мирон Алексеевич Савицкий пришел на фильм с женой. Конечно же, он надеялся, что их массовка будет на экране довольно длительное время. Но то, что снималось целую ночь, оказалось на экране всего лишь мгновением.
    При выходе из клуба части я случайно  услышал  часть разговора между супругами Савицкими.
    — Ну, як тобі фільма? — спрашивал Мирон Алексеевич. — Який з мене артиста?
    — Фільм дуже цікавий, — отвечала ему жена, — а ось де ти був тієї чудової серпневої ночі ти мені вдома відповіси!
    Через три дня мы передали фильм в клуб Львовского пограничного отряда. Уже оттуда он вернулся на киностудию «Беларусьфильм» в Минск с нашими комментариями и впечатлениями, как этого просила команда Б. Степанова.
    Фильм прошел, а воспоминания от встреч с его создателями и актерами, занятыми в съемках, остались на всю жизнь.
    Через несколько лет уже не стало СССР, изменились взгляды на историю войны, государств, участвовавших в  этой мировой бойне, на политические интересы противоборствующих сторон, а фильм все-таки сохранил свою историческую ценность, потому что история, рассказанная в нем, была правдивой. Только вот жаль, что показывают его теперь все реже и реже.
    Зиму наши дети и внуки встретили уже в Закарпатье. Начался период нашего с Еленой  глубокого знакомства с этим прекрасным краем. Бабушка стремилась почаще навещать внучат, а я тоже использовал для этого свои довольно редкие выходные дни. Тоннели и мосты, по которым шел поезд Львов—Королево, горы, новые для нас названия станций — Сянка, Волосянка, Княгини — открывали нам все красоты ранее неведомой нам украинской земли. Для сына это был новый этап службы, для его молодой жены — период привыкания к гарнизонной жизни, для малышей — все впервые в жизни. Они только начинали воспринимать окружающую среду, красоты местности, в которой им пришлось провести свое раннее детство.

    1987 год
   А между тем, близился новый 1987 год. Для нас, командования части,  пока открытым оставался самый главный вопрос года — размещение всё прибывающих и прибывающих в новосозданный учебный отряд семей офицеров и прапорщиков. К счастью нашему, жилые помещения были отстроены, новоселья пришлись на Новый год и Рождество Христово. Поводы к анонимкам, жалобам, недовольствам исчезли сами по себе. Тепло в квартирах, природный газ дали нам возможность вздохнуть на полную грудь.
    19 февраля 1987 года пришел приказ о присвоении мне очередного и последнего в Пограничных войсках звания «подполковник».
    Впервые в истории пограничных воинских частей, в ритме перестроечных настроений, мы с командиром решили широко отпраздновать масленицу. Великомостовский лесничий Николай Васильевич Мытник с большим удовольствием отдал в наше распоряжение на целый день тройку выездных лошадей и сани-розвальни. Огромный кабан из нашего подсобного хозяйства в умелых руках прапорщиков В. Кравченко и В. Пруса превратился в шашлыки для всех желающих; разработали комплекс всевозможных игр и забав для детей и взрослых.

   В самый разгар празднества прибежал помощник дежурного по части и доложил, что в часть прибыла группа артистов из Киева в количестве десяти человек. На санях и тройке их всех доставили к месту проведения праздника. После горячих шашлыков и белого вина они приняли участие в играх, бегали на одной лыже наперегонки, доставали с высокой сосны ящик с призом, пели песни на морозе. К 15:00 подготовили клуб к концерту, семьи офицеров и военнослужащие срочной службы заняли места в зрительном зале, но концерт пришлось на несколько минут задержать.
  Дежурная служба сообщила, что в часть прибыло еще десять человек из Москвы с заданием от редакции телепередачи «Служу Советскому Союзу» и разрешением на съемки от Политуправления погранвойск КГБ СССР. Полчаса у нас ушло на встречу новых гостей, размещение их в гостинице части и приглашение на концерт. Выступления наших первых гостей снимались на камеру и 23 февраля были показаны по первой программе Центрального телевидения. Особенно памятными для зрителей были номера, представленные заслуженным артистом Украины Владимиром Талашко и известным композитором Владимиром Быстряковым. (На фото: выступает В.Талашко)

  После концерта всех наших гостей командир пригласил на праздничный ужин, а В. Быстряков изъявил желание побывать у меня дома, чтобы посмотреть, как живут офицеры-пограничники. Вечер для нас прошел очень весело. Наш гость оказался прекрасным рассказчиком и исполнителем своих музыкальных произведений, его песни под гитару вызвали у нас массу положительных эмоций. Распрощались с ним  далеко за полночь. Утром киевляне уехали с благодарностями за теплый прием и участие в общем празднике, который был для них большой и очень приятной неожиданностью.
   Мой же рабочий день был полностью занят организацией съемок для программы «Служу Советскому Союзу». К вечеру группа выполнила поставленные перед нею задачи и была отправлена к московскому поезду. Командование округа всем руководителям части объявило благодарность.
(На фото: известный композитор В.Быстряков с чашкой чая. Празднование масленицы).
   А через несколько дней мы уже встречали новых гостей — поэта Феликса Лаубе (автора "Песенки фронтового шофера") и композитора Бориса Фиготина.
   Таким большим вниманием творческих работников мы были обязаны тому, что дела в части шли очень хорошо, курсанты готовились на высоком методическом уровне, и практически не было грубых нарушений воинской дисциплины.
   В самом начале марта 1987 года мне вдруг перезвонил начальник отдела агитации и пропаганды политотдела округа, уже известный вам, полковник М. И. Карпизенков и сообщил, что он сейчас проводит окружные сборы пропагандистов, а в данное время находится во Львове с большой группой офицеров. Мне предлагалось подготовить и провести как показательное мероприятие вечер поэзии поэтов-фронтовиков. Когда я услышал дату и время проведения — завтра после обеда — у меня волосы встали дыбом!
   — А что, заранее предупредить нельзя было! — обескуражено спрашиваю полковника.
   — Да я как-то не подумал об этом, но, надеюсь, справишься, ты же в этом деле спец, — по-простецки отвечает Карпизенков.
   На этом наш диалог и оборвался. Я бегом устремился домой, вдвоем с женой отобрали поэтов-классиков военной поэзии, Лена засела за написание сценария, а я занялся пересъемкой портретов и иллюстраций для изготовления слайдов. Прапорщика Ю. Петренко попросил не уходить домой, на него возложил задачу по проявке слайдов и подготовке света и диапроекторов. С утра отобрал несколько человек из состава ансамбля, обладавших хорошей дикцией. Ведущими — разумеется! — пришлось быть нам с Еленой. Заставить солдат выучить стихи наизусть до обеда оказалось "идеей фикс". Они читали со сцены, держа в руках сборники стихов. Нам же пришлось вспомнить то, что раньше учили для души.
   К прибытию группы пропагандистов было все готово. Я пригласил их в клуб части. На экране стали поочередно появляться фотографии поэтов военной поры и иллюстрации к их произведениям.
  А. Твардовский, К. Симонов, А. Прокофьев, А. Межиров, С. Орлов, А. Сурков — эти имена для многих из присутствующих звучали, как впервые в жизни. Около двух часов длилось наше показательное занятие.
   Когда в зале зажегся яркий свет, полковник Карпизенков поднялся на сцену и всем участникам объявил благодарность за высокий уровень подготовки мероприятия.  
  — Вот видишь, а ты говорил, что не  получится, — как ни в чем не бывало, сказал он мне перед отъездом.
  — Да я-то знал, товарищ полковник, что получится. Но кому нужны такие авралы? Люди могли приехать, а у нас ничего не готово. Кто бы виноват был? Кому краснеть и извиняться? — смотрю ему пристально в глаза с легким укором.
   — За аврал получишь грамоту, а пока — большое спасибо за высокое чувство ответственности! — в голосе полковника слышалось искреннее восхищение достигнутым результатом.
   На этом и закончился этот экспромт. Правда, после некоторой подготовки мы ещё раз повторили этот вечер для солдат, но теперь все стихи уже читались наизусть.

  Комиссия из столицы
  А уже к концу марта нам преподнесли новый аврал. Комиссия Оперативного управления ПВ КГБ СССР ехала к нам с проверкой мобилизационной готовности части. В план проверки входило полное обследование имущества складов НЗ, сверка мобилизационных документов  (личных карточек призывного контингента с фактическим наличием людей и соответствием их должностям, на которые они были приписаны), готовность законсервированной техники к немедленным действиям в случае объявления мобилизации и, наконец, фактический призыв личного состава одного батальона особого назначения.
  Сбор призванных, распределение их по ротам и взводам, организацию партийного и комсомольского учета, помывку в передвижной бане, обмундирование и вооружение предполагалось провести в секретном районе. Установку палаток, выезд спецмашин в заданный район нам разрешили провести на сутки раньше. В день разбивки лагеря была теплая бесснежная погода. К вечеру, когда все было уже готово, начал сеяться мелкий снежок, а к утру его насыпалось до полуметра. С самого утра в лес были высланы две учебные пограничные заставы на расчистку дорожек и подъездных путей.
    Призывники-"партизаны" прибывали из нескольких районов, в основном небольшими группами, некоторых сопровождали рыдающие жены с огромными запасами еды. Но к 12:00 прибыли все солдаты и командиры подразделений, мы успокоили женщин и попросили их разъезжаться по домам, пообещав, что их мужья  уже завтра будут отпущены. Триста пятьдесят человек на транспорте, снятом с НЗ, отправились в секретный район в колонне, сопровождаемой БТР, машинами с оружием и боеприпасами. Не обошлось и без казуса, но не по нашей вине, а по оплошности  военкомата — командиром одного из взводов был призван священник, а замполитом бармен.  (На фото: прием мобилизованных на сборы).
    Комиссия, прибывшая в заданный район в сопровождении командования части, попала в зимнюю сказку. Сосновый бор стоял под тяжестью свежевыпавшего снега, расчищенные подъездные пути и дорожки между подразделениями были обозначены красными флажками и указателями, душевая палатка устлана сосновыми лапами толстым слоем.
   После помывки под душем все мобилизованные получали обмундирование, оружие, противогазы и направлялись в агитпункт, где я объяснял им причины призыва, а офицеры политотдела производили партийный и комсомольский учет. В палатке пылала печка-"буржуйка" и, естественно, люди стремились побыстрее пробиться к источнику тепла. Я же вынужден был находиться на входе, встречая каждую группу новоиспеченных воинов.
   Когда их поток прекратился и основная масса разошлась по своим палаткам, я вошел в палатку и увидел, что несколько десятков человек собрались в дальнем ее углу тесным кругом и тихо закусывают. Пришлось остановить процесс и отправить всех по местам дислокации подразделений. Под стоявшей там скамейкой оказалось штук двадцать пустых бутылок. Ну что поделаешь — гражданские люди, форма их ничему не обязывала.
   После наваристого борща из полевых кухонь и солдатской каши с тушенкой всех снова переодели в домашнюю одежду, приняли оружие и к 18:00 свернули операцию. Все разъехались по домам. Председатель комиссии отметил высокую слаженность в действиях, отличные знания офицеров и прапорщиков, показанные в условиях проведения мобилизационных мероприятий. В акт проверки попало одно-единственное замечание: некоторых автомобильных аптечках были обнаружены тюбики с засохшим резиновым клеем.
   Часть получила оценку «отлично». Это был еще один плюс к нашей работе. Москвичи не часто баловали высокими оценками.
   Попасть служить в Пограничные войска было мечтой каждого советского мальчишки и большинства родителей — представителей тогдашней элиты. Для этого детям покупали щенков служебных собак, устраивали в спортивные секции, где можно было получить достойное физическое развитие, вовсю пользовались "позвоночным правом" и обивали пороги военкоматов. Ко мне попадали дети секретарей обкомов и облисполкомов, Героев Труда, работников ЦК КПУ и Совета Министров Украины. Тогда немногие стремились спрятать своих чад от всеобщей воинской обязанности, но многие хотели, чтобы служба их проходила в пограничных частях.
   Слова из незамысловатой солдатской песенки "мы пограничники, а значит — мы элита" взяты не из воздуха. Зеленая фуражка, привезенная после службы — фетиш в каждом доме, где живет бывший пограничник, в каждом городе есть пограничные братства, советы ветеранов пограничных войск. Вечно жива традиция собираться в парках и на улицах больших и малых городов и ежегодно отмечать День пограничника 28 мая в кругу сослуживцев и друзей (а пограничники — все друзья, где бы и на какой границе они ни служили). И сегодня мне звонят и пишут трогательные письма бывшие мои солдаты, общаюсь в интернете (вот и этот сайт тому примером) со многими бывшими сослуживцами, с бравыми полковниками в отставке, многих из которых я принимал когда-то молодыми лейтенантами, только что выпущенными из училищ.
    Тогда же, в 80-х, получив в руки все рычаги партийно-политической работы, одним из главных ее направлений я определил для себя военно-патриотическое воспитание молодежи города, района, области. В этом плане я получал понимание и огромную поддержку со стороны комсомольских органов. ЦК ЛКСМУ закрепил за нашей частью в качестве шефов Хмельницкий обком комсомола. И, хотя область от нас на весьма отдаленном расстоянии, первый секретарь обкома Александр Украинец ежегодно находил возможность лично прибыть в часть с подарками для пограничников и прекрасным концертом художественной самодеятельности Каменец-Подольского кабельного завода. Всегда происходили интересные встречи, обмены опытом работы и службы, на строевой плац выносились солдатские табуретки, строился временный помост для артистов, приглашались семьи и жители города. Песни и музыка звучали над городом до отбоя. Мы же, как правило, дарили гостям пару роскошных породистых щенков, которые при этом возвращались на службу в войска вместе с призывниками из Хмельницкой области.
     Постоянная военно-патриотическая работа велась с отрядами юных друзей пограничников (ЮДП) местной школы. За каждой учебной заставой был закреплен такой отряд, пионеры и школьники в установленное время приходили в часть, под руководством офицеров и сержантов изучали настоящее боевое стрелковое оружие, знакомились с техникой, используемой в охране государственной границы. Им показывали работу уже обученных собак, а для самых смелых седлали лошадей, готовых к отправке в пограничные отряды.
   Подготовка к службе шла не на словах, а на деле. Многие из ребят тех лет были призваны на службу в ПВ, окончили пограничные училища и стали отличными кадровыми пограничниками.
    Ежегодно по инициативе Львовского обкома комсомола мы проводили по отдельному плану массовые военно-патриотические игры "Зарница" и "Граница". В них задействовались школьники — пионеры и комсомольцы из всех районов области. Иногда их количество доходило до 500 человек. Районный отдел народного образования не оставил без внимания мои старания в этом направлении, увидел-таки во мне родственную душу — как-никак был педагогом "на гражданке" — и представил  к награждению нагрудным знаком "Отличник народного образования УССР". Знак и удостоверение к нему я получил в конце октября 1987 года. Признаюсь, без ложной скромности, что перед этим я неоднократно награждался грамотами ЦК ЛКСМУ и Министерства просвещения Украины за аналогичную деятельность.
   В декабре этого же года меня направили на Высшие курсы командного состава в Москву. В этот раз столица показалась мне совсем не такой, какой я знал ее по всем предыдущим своим визитам.
  Об этом следущая глава моих очекрков-воспоминаний.