Лето 1962 года подошло как-то незаметно. В установленные сроки подал документы на вступление на только что образовавшийся общенаучный факультет (ОНФ) на отделение "русская филология" Одесского государственного университета в г.Николаеве. Это была новация в системе высшего образования времен хрущевской оттепели. На заочную форму обучения поступали абитуриенты из разных областей Украины, а после второго курса шло распределение студентов по вузам областных центров по месту проживания. В Одесский университет зачислялись те, кто проявил способности к научной работе и получил высокий общий балл за два года обучения. Таковы были условия приема. Но впереди было еще пять вступительных экзаменов. Они прошли как во сне. Затруднений не возникло. Самым тревожным стал день демонстрации на доске объявлений списков поступивших.Увидев свою фамилию среди них, я не проявил особого восторга, произнес вслух фразу, которая ошарашила стоявших рядом со мной теперь уже сокурсников:
- Чему радуетесь? Это же кабала на шесть лет!
Конечно же это была бравада, гордость за то, что поступил с первого раза, что оказался вне конкуренции. И те двадцать четыре студента, которые были зачислены в группу русских филологов, сразу же стали ближе самых близких родственников. Так было все четыре сессии совместной учебы на ОНФ. У меня сразу же образовался круг товарищей по учебе.В него вошли журналист со стажем Виктор Чмыховский, его коллеги по вознесенской районной газете "Трибуна хлебороба", Георгий Чернега (мы с ним слева на фото: Одесса, дворик филфака. Перед сдачей госэкзамена по научному коммунизму - был когда-то такой предмет), Н.Аранович, музыкант военного оркестра из Первомайска Вениамин Сарданов, Н.Шпекторова, Алла Рыбицкая, которая всегда все предметы знала, сдавала экзамены и зачеты только на "отлично". Никогда никому не отказывала в помощи.
Виктор разговаривал только на украинском языке. С большим риском для студенческого будущего умудрился даже русскую литературу сдавать на украинском. К счастью этот эксперимент никак не сказался на его дальнейшей учебе. Прогрессивный преподаватель курса русского фольклора Радий Алексеевич Карабанов только улыбнулся и сказал:
— Дерзайте, молодой человек, посмотрим, как у Вас это получится.
При этом Виктор Чмыховский не был националистом. Он, будучи секретарем газеты, боялся, чтобы не появились русизмы при верстке ее номеров. Очень дорожил своей профессией. В отличие от него нахальный Нюма (Аранович) уже во время первой сессии заявил нам, что такие талантливые люди, как он, не могут оставаться в провинции, и путь его после окончания университета проляжет на Москву, где прямо сразу же правильно оценят его потенциальные творческие возможности и он станет известным на весь Союз журналистом.

Уже на первой сессии мы заметили, что университетские преподаватели — это не школьные учителя. Молодые, только начинающие свой путь на стезе науки, смотрели на нас свысока, никогда не ставили высоких оценок, а вот имеющие ученые звания были проще в общении, более внимательно слушали нас и оценивали объективно, соответственно уровню знаний. К первой категории относился преподаватель предмета "Введение в языкознание" Александр Николаевич Ващенко, напыщенный, с солидным животиком в своих двадцать восемь лет, гордо несущий голову, он нас просто не замечал, все мы для него были темным пятном, аморфной массой. Оценку выше трех баллов он никому не поставил по своему предмету. На втором курсе также внезапно исчез, как на первом появился. Совсем другим человеком был Радий Алексеевич Карабанов, который добросовестно, эмоционально, с любовью к своему предмету и уважением к слушателям вычитал нам курс русского фольклора, а на втором курсе "Введение в литературоведение". До сих пор мне памятны его лекции, живые, захватывающие внимание студентов. Я за четыре сессии получил от него в зачетку четыре "отл" и шутку вдогонку, что выбрал у него весь лимит отличных оценок.
Интересным типажом был преподаватель зарубежной литературы Аркадий Телешев, мужчина старше 50 лет, с явно выраженными актерскими способностями. Каждая его лекция была театром одного актера. Ежедневная смена имиджа, другой костюм, галстук, прическа и запомнившаяся всем фраза, сказанная безотносительно к излагаемому материалу "у меня жена двадцать шестая по счету любовь, но не последняя". Мы в этом убедились, когда в назначенное время пришли сдавать ему экзамен, и минут через двадцать в приоткрывшейся двери показалась женская ручка с часиками, по которым мы узнали одну из наших студенток, а Аркадий Антонович вскочил со стула, как ошпаренный, сказал на ходу: "Придете сдавать экзамен в конце сессии, в последний день. Все будет хорошо!" И выскользнул за дверь. Экзамен мы сдали без проблем, но на следующей сессии чтение лекций по курсу нам продолжил уже другой преподаватель. С этим "артистом" мы уже больше никогда не общались.
Студентов-однокурсников тоже условно можно поделить на две категории: тех, кто хотел стать филологом, и тех, кому нужен был диплом. Вот, например, Веня Сарданов. Трубач из военного оркестра, 40-летний мужчина, имевший взрослого сына, поступил в группу романо-германской филологии. Мы спрашивали его, зачем это ему надо. "А что, дома сидеть? Может пригодится, жизнь - штука такая", - таков был ответ. Была еще Роза Давыдовна, женщина бальзаковского возраста, на которой золотых украшений было больше, чем собственного веса. Для нее высшее образование необходимо было только для престижа. Она так и говорила: "Все соседки мои с дипломами, а я шо, хуже шо ли? Нет, Ви мине извените!"
Ирина Ивановна, учительница немецкого языка из какой-то глубинки Николаевской области, которая сама немецкий изучала только в 5-7 классах еще до 1947 года, выдала незабываемый перл при сдаче экзамена по "Введению в литературоведение" Радию Алексеевичу Карабанову. Когда она рассказала все, что могла, Радий Алексеевич почесал за ухом, произнес: "М-м-да!", и сверкнув из-под очков веселым взглядом, произнес: "Ну, я вижу, дополнительные вопросы задавать не стоит, но все же: что такое роман?"
"Романом называется художественное произведение, в основу которого положена марксистско-ленинская теория", - безапелляционно заявила Ирина Ивановна. У преподавателя затряслись уголки губ и кончики пальцев:  "Идите, я зачетку Вам сейчас вынесу". И взорвался громогласным смехом, как только за нею закрылась дверь.
С этой Ирой подобные казусы происходили почти при каждой сдаче экзамена или зачета.
Начало курса "Сучасна українська мова" нам читала преподаватель из Николаевского пединститута Таисия Климовна Бурлака, все говорили о ее чрезмерной требовательности и Ирина Ивановна шла сдавать экзамен с дрожащими от страха руками и подбородком.
Когда вошла в аудиторию, увидела стол с разложенными билетами, огромный букет цветов в стакане с водой и услышала голос Таисии Климовны, предложивший брать билет и готовиться к ответу. Последние слова прозвучали для нее, как требование следователя дать правдивые показания. Она подошла к столу и почему-то решила, что самый легкий билет лежит под стаканом с букетом. Потянула его и опрокинула букет. Таисия Климовна подняла букет и произнесла: "Вот к чему приводит ваша эстетика"! Ира с заиканием: "Таисия Климовна, давайте только обойдемся без истерик!". И упала в обморок. Слово "эстетика" прозвучало для нее впервые и было воспринято как "истерика". Ватка с нашатырным спиртом быстро привела ее в чувство, но "уд" в зачетку она в этот день так и не получила.
Можете себе представить, что было, когда молодой преподаватель немецкого языка, впервые начавший работать со студентами, а до этого он был переводчиком в торговом флоте, изъявил желание оценить преподавание языка в сельской школе и спросил нет ли среди нас учителей иностранного. Какой-то шутник шепнул ему на ухо во время перерыва фамилию нашей Ирочки. После состоявшейся беседы и преподаватель и студентка были в шоке, а вся группа визжала от восторга, заливалась смехом и хлопала в ладоши. Беседа эта состоялась при всех.

На этой редкой фотографии педколлектив Степковской восьмилетней школы в 1967 году: Нижний ряд, слева-направо: Чебанов Дмитрий Григорьевич (физрук), Ляшенко Макар Федосеевич (воспитатель группы продленного дня), Чебанова (Ярошенко) Оксана Васильевна (учитель украинского языка и литературы), Журавлева Надежда Ивановна (учитель младших классов), Малая Мария Федоровна (учитель географии), Дорбалюк (Пшеничная) Елена Ивановна (воспитатель группы продленного дня), Шкурко Степан Алексеевич (завуч школы). Второй ряд: Сивец (Шкурко) Валентина Тимофеевна (учитель украинского языка и литературы), Людмила (медсестра), Волошенко Надежда Кузьминична (бухгалтер), Шкурко Александра Ивановна  ( преподаватель русского языка и литературы), Буряченко Валентина Терентьевна (учитель младших классов), Таран Валентина Николаевна (воспитатель), Лавренко Анна Ивановна (младшие классы), Горбенко Елена Николаевна (учитель физики). В центре в плаще - пионервожатая Людмила.

Директор школы Самолевский Николай Павлович встретил меня приветливо. Остальные члены коллектива тоже. С преподавателем немецкого языка Виталием Васильевичем Чабанюком, уроженцем этого села, мы в первый же день пошли искать для меня жилье. Нашли очень быстро. Виталий знал людей. Уже в первую ночь я ночевал в просторной комнате в доме дяди Пантелея и тети Тани Слизких. Проживание оплачивал сельсовет, и стоило это 5 рублей в месяц. Кроме того, тетя Таня обязалась организовать мне трехразовое питание за 25 рублей в месяц. Зарплата стала больше, размер ее зависел от количества часов, классного руководства, проверки тетрадей, уроков в вечерней школе. Так что я мог продолжать помогать родителям.

На тарифный разряд влияло также наличие высшего образования. Окончившие пединституты и университеты оплачивались по полной ставке, те кто завершил свое образование учительским институтом (были тогда и такие, давали диплом о незаконченном высшем образовании) получали по тарифной ставке: "оклад минус 10 процентов". Таким, как я, только начавшим обучение в вузах, оплата производилась по самому низкому тарифу. Тариф "оклад минус 10%" устанавливался только по справке об окончании второго курса, а чтобы получать полный оклад, без "минусов", надо было доучиться до диплома о высшем образовании.
Во второй рабочий день директор пригласил меня в кабинет и предложил принять 5-й класс в качестве классного руководителя. Это был тот же 1951 год рождения, что и в Крымке, только на год повзрослевший. Поэтому я сразу же согласился. После беседы с директором меня встретила завуч школы Мария Федоровна Малая и, узнав о теме нашего разговора, посоветовала немедленно дать задний ход, если я уже согласился. Но такие резкие движения были не в моих правилах и я не пошел на попятную.
 После оформления данного назначения приказом, я пошел в этот класс и сразу же понял, что надо было прислушаться к совету старшего коллеги. Тридцать три ученика в списке класса, из которых было только шесть девочек, куча переростков-второгодников. Это был не класс, а зверинец с разными видами представителей хищной фауны. Опытная учительница Оксана Васильевна Чебанова знала, от какого наследия она отказалась. Проходя мимо группки учителей, я случайно услышал, как она произнесла, злорадствуя: "Молодой, пусть тянет, от него не убудет, а мне зачем нервы трепать! Пора переходить на спокойный образ жизни".
Школьные заботы и подготовка к сдаче экзаменов вынесенных на первую сессию, написание контрольных работ по программе вуза, совершенно не оставляли свободного времени. Все время вне стен школы я проводил в своей комнате. В то время у меня в карманах начали появляться папиросы, тете Тане я сказал, что не курю. Покурить приходилось выходить на улицу. И когда она поймала меня за этим занятием на морозном вечернем воздухе, то сказала: "Иди, сынок, с дедом Пантелеем курите в печурку. Он тоже любитель табака".
В местный Дом культуры я не ходил — ведь там танцевали ученики школы, но иногда посещал новые фильмы в старом сельском клубе, который находился через несколько домов от моего места проживания.

Продолжение учебы в вузе

Осенние месяцы и холодный декабрь пролетели незаметно. Настало время первой для нас учебно-экзаменационной сессии и 2-е января 1963 года я встречал уже в "Доме колхозника" в городе Николаеве, куда мы поселились вместе с Жорой Чернегой, Аллочкой Рыбицкой, нашим консультантом по всем предметам и еще несколькими нашими однокурсниками.
Появились новые предметы и, соответственно, новые лекторы-преподаватели.
Особый интерес у студентов вызвало появление в аудитории старейшего ученого-психолога с мировым именем профессора Одесского государственного университета Давида Генриховича Элькина. В то время ему уже было 67 лет. Войдя в аудиторию, он взял стул, поставил его посредине, присел, и объявил голосом, который был слышен во всех уголках помещения: "Я — профессор Элькин. На столе лежат учебники по психологии, написанные мною. Будете внимательно читать — всегда сдадите экзамен. Я вам только лекции прочту, экзаменовать вас будет мой ассистент доцент товарищ Козина. Конспекты можете не писать. Вы запомните каждое мое слово и без них".
И действительно, многое из того, что он нам говорил, дословно припоминается и сегодня, спустя почти 50 лет. Например, то, что он уже в 1919 году был участником Всемирного конгресса психологов, на который выезжал вместе с самим академиком Павловым; что был одним из основателей спортивного общества "Динамо". Я уже не говорю о чисто профессиональных вещах, которые мне потом часто помогали принимать правильные решения при сколачивании трудовых и воинских коллективов, устранять причины конфликтных ситуаций в них. Как сейчас вижу его, стучащим тростью по тротуару, в белом чесучевом костюме и летней шляпе, идущим по одесской улице Петра Великого к главному корпусу университета. Когда я видел его в последний раз в Одессе, ему было далеко за восемьдесят. *
* - Википедия: Давид Генрихович Элькин (1895—1983) — советский психолог, профессор, доктор психологических наук. Ученик Н. Н. Ланге. Работал и преподавал в Одесском государственном университете. Создатель школы в психологии. Основные исследования Элькина и его учеников (прежде всего Б. И. Цуканова) посвящены проблеме восприятия времени; к ней он обратился ещё в конце 1940-х гг., задолго до аналогичных исследований Е. И. Бойко.

Две сессии первого курса прошли для нас напряженно, но, в целом, беззаботно и весело. Несколько омрачало наши успехи то, что мой друг Георгий Чернега никак не мог сдать зачет по немецкому языку. Молодая преподавательница немецкого Смолянская никак не соглашалась написать в его зачетке это заветное слово "зачтено". После восьмого захода строка в зачетке так и осталась чистой. Жора сказал мне, что этот барьер он, наверное, уже никогда не перешагнет, что надо собирать вещи и покончить с учебой навсегда. Я ему ответил, что безвыходных положений не бывает, и посоветовал обратиться к преподавателю латыни Алексею Николаевичу Комарницкому.
Комарницкий окончил факультет классических языков, немецким владеет, и если его хорошенько попросить, то может и согласится выслушать и напишет в зачетку это долгожданное слово. И таки упросили. Он назначил встречу в 5-й школе г.Николаева (аудиторий не хватало и нам предоставляли классные комнаты в разных школах города для проведения занятий). Жора поехал на футбол и прибыл в школу на пятнадцать минут позже назначенного времени. Распахнул дверь и увидел в вестибюле на диванчике скучающего Алексея Николаевича. От растерянности громко выкрикнул: "Guten Tag, Алексей Николаевич". На что в ответ услышал: "Ну вот, а говорил — немецкого не знаю. Давайте Вашу зачетку". Совершил необходимую запись, а, выйдя на порог, сказал: "Жара-то какая стоит, впору бы и пивка попить". Жора, конечно же, воспринял это, как «тонкий» намек на угощение.
— Пойдемте, есть тут одно уютное местечко, - и они двинулись вдоль тротуара. Прямо по курсу стоял пивной ларек. Комарницкий резко свернул к нему, заказал два бокала пива.
— Пей, студент. И никогда не сомневайся в своих способностях.
Жора разобрал свою дорожную сумку и остался в числе студентов.
Потом долго восхищался: "Какой человек! Зачет поставил, да еще и пивом угостил".
В наших студенческих билетах появилась первая запись с печатью: "1963/64 год 2-й курс". Мы вернулись на рабочие места без "хвостов" и, соответственно, с правом на оплату экзаменационной сессии, что было для нас тогда немаловажным финансовым фактором, подспорьем для родителей и возможностью комфортного устройства быта. (на фото: измученная печатями копия моего студенческого билета Одесского государственного университета. Всмотревшись, можно увидеть перерыв в учебе на три года из-за службы в армии)