Курсы усовершенствования и присвоение звания капитана.

    Поздней осенью меня вызвал начальник отдела кадров майор В. А. Попов и велел готовиться на  КУОС   (курсы усовершенствования личного состава) по нынешней специальности. Мне предстояло оставить Одессу на три месяца и выехать во Львов, в то училище, в которое я когда-то мечтал поступить на факультет военной журналистики. Сейчас же меня ожидали на факультете подготовки клубных работников.
    Во Львове я до этого никогда не бывал. Город оказался совсем не похожим на те в которых приходилось учиться, жить и служить. Архитектура старого города, множество культовых сооружений, узкие улочки, гремящие по ним трамваи, парк имени Богдана Хмельницкого, по которому пришлось подниматься к училищу, даже в эту позднюю осеннюю пору восхищали и поражали воображение. В училище нас поселили в курсантском общежитии. Прибывающих размещали в комнатах, рассчитанных  на четыре человека, по родам войск, то есть, танкистов с танкистами, летчиков с летчиками, артиллеристов с артиллеристами. Нас же, не представлявших основные рода войск — пограничников, офицеров войск правительственной связи, морской авиации и других малочисленных разместили в одной большой комнате.
   Я оказался старшим среди них и по возрасту и по званию. Куратор сборов тут же назначил меня старшим по комнате, ответственным за дисциплину и поддержание порядка в помещении. Я вспомнил майора Малахова, сразу же расписал график дежурств по комнате, а также предупредил, что все выходы в город только всей группой или же по два-три человека с моего разрешения. Не всем понравилось, но куда денешься. Порядок есть порядок.
    В первый же день во дворе училища встретил своего бывшего солдата из заставы "Курортное" Николая Терещука, который был уже курсантом третьего курса факультета военной журналистики. Еще находясь на заставе, он постоянно отсылал заметки о своих товарищах в окружную газету, получал задания от нее, как внештатный корреспондент, а когда изъявил желание связать свою жизнь с журналистикой, я написал письмо редактору Ивану Адамовичу Куроленко с просьбой дать ему рекомендацию в это училище. Рекомендация сыграла свою положительную роль и парень успешно учился. С радостью доложил мне о своих успехах. Уже через много лет после этой встречи я обнаружил в в журнале "Агитатор армии и флота" статьи капитана второго ранга Н. Терещука о жизни и деятельности морчастей погранвойск и порадовался успехам своего протеже.
    Не прошла и неделя со времени начала занятий на курсах, как на утреннем построении начальники кафедр попросили у слушателей помощи в оформлении учебных классов. Я сразу же согласился. То, о чем шла речь на занятиях, для меня было знакомо, а практическая работа  с определенным результатом всегда привлекала.  Ко мне подключились и моряки Юрий Юсенко и Владимир Коваленко из группы, проживавшей в одной со мной комнате. После этого нам разрешили посещать только те занятия, которые мы считали необходимыми для себя. Мы всецело окунулись в творческую работу по созданию класса химической подготовки. Руководил нами начальник кафедры химической подготовки подполковник Марк Золотарев, однофамилец тогдашнего начальника училища генерал-майора Золотарева. В его задачи входили чисто профессиональные советы и своевременная доставка оформительских материалов.
   В работе мы использовали древесно-стружечную плиту, водоэмульсионную краску, гипс, чеканку по меди и алюминию. Этим видом искусства прекрасно владел Юрий Юсенко, от него я усвоил азы работы с металлом, а приобретенный опыт по возвращению передал Саше Геращуку, моему клубному художнику. За работой дни бежали быстро, не успели оглянуться, как наступили новогодние праздники. 31 декабря я со своими друзьями-моряками отправился на городской переговорный пункт, чтобы поздравить семью с наступающим 1978 годом. Путь дозвона был сложным. Домашнего телефона у нас в Курортном не было. Шло поэтапное включение. Сначала коммутатора в Киеве, потом в Одессе, и только  когда отвечал связист заставы, я мог попросить соединить с квартирой. Такая цепочка, да еще с расспросами, кто я и зачем звоню не предполагала хорошего качества связи. Приняв поздравления, Лена сообщила мне о присвоении звания капитан. Сказала, что об этом ей сообщил по телефону секретчик части старший прапорщик Василий Семихатко. Не верить  секретчику у меня не было оснований. Выйдя из кабинки, я тут же информировал о радостном для меня известии своих "оруженосцев", мигом метнувшихся в гастроном за продуктами и спиртными напитками. Теперь поводом для этого был уже не только Новый год. В бытовой комнате общежития на моих погонах заботливые друзья привинтили еще по одной звездочке и, войдя в комнату, быстро стали накрывать на стол. Всех присутствующих пригласили за стол. Кто-то заметил, что до встречи нового года еще около трех часов, но к нему не прислушались. Только после третьей рюмки мои временные сослуживцы заметили новые звездочки на моих погонах.
     — Ах, вот почему мы начали встречать праздник раньше времени! — выкрикнул кто-то, — так давайте за капитана. Других тем для разговоров в этот вечер уже не было.
     Утром меня поздравил куратор курса. А вечером в тот же день я снова перезвонил домой. Лена долго извинялась и говорила, что связь с отрядом была плохая и она неправильно поняла Василия Семихатко. Оказывается, он сказал ей, что только отправил документы на присвоение звания, а ей послышалось, что уже присвоено. Я, конечно же, поблагодарил жену за то, что она так четко выполнила обязанности Ю. В. Андропова. Решил звездочку не снимать до конца учебы на курсах, а за неделю до отъезда домой получил телеграмму о присвоении мне все-таки очередного воинского звания, подписанную командиром части М. В. Осиповым. Приказ о присвоении звания был подписан как раз 31 декабря 1977 года. Именно в тот день, когда Елена мне объявила об этом. Совпадение было неожиданным, но приятным. Выходит, праздновали "капитана" мы обоснованно.
     Во время пребывания на курсах нам удалось попасть на аншлаговый концерт группы "Арсенал" под управлением А. Козлова. В фойе Львовской филармонии среди изысканной публики я впервые в жизни увидел настоящих хиппи с немытыми длинными волосами, повязанными красными лентами, в замасленных замшевых куртках и рваных джинсах. Они были тогда настолько непривычным явлением, что мы постарались обойти их стороной. А концерт был прекрасный. Особый восторг слушателей вызывал саксофон Козлова.
    Окончание курсов почти совпало с завершением нами работы по оформлению учебного класса. Перед разъездом, как всегда, сдавали выпускные экзамены.
    Наша оформительская деятельность была оценена начальником училища на "отлично", зато преподаватель предмета "Организация партийно-политической работы в войсках", полковник по фамилии Святелик, объявил нам, что мы ответили на отличную оценку, но он  ставит по четверке за то, что мы не присутствовали на его занятиях. Ну, что же, "обидно, досадно, но ладно…" Кроме этого, было много поводов для оптимизма.
    К моему возвращению прапорщики отправили киномехаником в дом отдыха "Одесса-Аркадия", подведомственный округу, рядового И. Гомона, который нас не устраивал как фотограф, и отобрали из числа нового призыва прекрасного специалиста со стажем работы в одном из фотоателье столицы Владимира Говоруху. Клуб получал централизованно в больших количествах фотоматериалы, бобины кинопленки высокой и средней чувствительности, которую мы резали и использовали для фотосъемок. В отделении художественного фонда я закупил два рулона фотобумаги размером 110 сантиметров на двадцать пять метров.
    Встал вопрос об оборудовании  хорошей фотолаборатории. В этом вопросе опять помог майор О. Галушкин. На складе КЭС мы выписали три душевых поддона, превращенных нами в кюветы для проявления и закрепления фотографий большого формата. Фойе клуба украсили фотографии размером 100×180 сантиметров, рассказывающие о службе и быте пограничников. Это были настоящие произведения фотоискусства. На том же складе я обнаружил листы меди, часть из которых вскоре перекочевала в клуб.  
Я предложил Саше Геращуку заняться чеканкой, показав ему азы работы с металлом. Он начал работу с барельефа  В. И. Ленина. У Александра оказались потрясающие способности. С самого первого раза у него получилось так, что Иван Трифонович, заметив эту чеканку на стенде, спросил, кому из одесских мастеров заказывали. (Романтические работы "для души" Саши Геращука на этих фото).
Началась работа над оформлением музея части. По подготовленной мной исторической справке художники справились с нею в течение трех месяцев. Мы стали проводить экскурсии в музей для студентов и молодежи города с целью военно-патриотического воспитания, профориентации выпускных классов школ на поступление в пограничные училища.
    С наступлением весны Одессу снова заполонили столичные гастролеры. К 9 Мая отряд посетил историограф войны Константин Симонов, с которым мне уже доводилось встретится в Москве (на фото ниже: он с начальником политотдела полковником В. Андреевым после встречи с офицерами отряда). Были организованы встречи с известными артистами, поэтами, писателями. Зал клуба никогда не пустовал. Своих фотографий отражающих такие встречи у меня, к сожалению, не сохранилось, но могу предложить вам фото, которые сделал мой товарищ Николай Абросимов. (Ниже: фото моряков-пограничников с актрисой Элиной Быстрицкой и  Михаилом Водяным. На среднем фото К. Симонов и начальник политотдела полковник В. Андреев, на заднем плане майор А. Цыпин)
     
Фото публикуются с любезного согласия автора Н. Абросимова.

Первая собственная квартира.

Так в повседневных заботах знойное  одесское лето добежало до августа.
Августовские иды оказались счастливыми для меня и моей семьи. Начальник тыла подполковник Иван Моисеевич Мамай вызвал меня к себе в кабинет и вручил первый в нашей семейной жизни ордер на двухкомнатную квартиру в пятиэтажке-хрущевке по улице Генерала Петрова. Получению ордера поневоле поспособствовал старший офицер инженерно-саперной службы отряда Борис Дмитриевич Трегубов, поступивший на стационар академии имени Ф.Э.Дзержинского и освободивший в связи с этим жилплощадь. Мы точно угодили под общую статистику страны, которая в то время утверждала, что каждая молодая семья получает квартиру через пятнадцать лет после бракосочетания. У нас в середине августа исполнилось ровно пятнадцать лет после первой встречи.
    Кроме уже довольно солидной личной библиотеки, кухонной утвари и постельных принадлежностей  к этому времени у нас ничего в собственности не было. Я занялся добычей мебели, что было довольно сложным и хлопотным по тем временам мероприятием, и жене ничего не говорил, пока на обставил нашу, теперь уже собственную, двухкомнатную квартирку-"трамвайчик" с совмещенным санузлом. 28 августа мы поселились в этом доме, хотя это был пятый этаж с крутыми лестницами без лифта, но это уже была Одесса, собственная квартира, а не служебное жилье. Радости не было пределов.
   Первого сентября одна из школ по улице В. Терешковой приняла в седьмой класс нового ученика, нашего сына Артура. Это была для него уже пятая по счету школа. Ребенок, наконец-то, получил возможность учиться в нормальных условиях. Для Лены места в школе не нашлось и она устроилась на должность редактора в городскую детскую библиотеку, которая размещалась в самом центре города у Оперного театра с окнами на сквер Пале-Рояль. Настала пора новых счастливых дней. Во-первых, я избавился от шумного одиночества в комнате приезжих, в которой провел ровно один год и два месяца. Во-вторых, теперь семья была в полном составе. По утрам наш мальчишка быстро добирался до школы, стоило только перебежать через парк имени М.Горького, и он уже в светлом классе в кругу новых школьных друзей. А мы с Леной каждое утро вместе уезжали на работу и, если получалось, вместе же возвращались домой. Все очень быстро привыкли к городским темпам жизни. По выходным дням, благодаря моим возможностям, часто посещали театры, цирк, гуляли в парках Одессы. В магазинах города не было никаких затруднений с приобретением продуктов, рынок "Привоз" изобиловал дарами осени. Моего офицерского жалованья и зарплаты жены было вполне достаточно, чтобы своевременно расплачиваться за приобретенную в рассрочку мебель. Жили весело и беззаботно.  
   Поневоле вспомнился один забавный случай на "Привозе". Мы подошли к прилавку с овощами, за которым стояла молодая красивая одесситка в очках в золотой оправе. Лена, не глядя на нее, спросила, почем баклажаны. Продавщица ответила:
    — Вообще-то по четыре рубля, но для вас бесплатно! — и отсыпала в авоську килограмма три.
    — Спасибо, Томочка, — я поблагодарил продавщицу и мы отошли от прилавка.
    — Что это ещё за "Томочка", и почему бесплатно? — поджав губы, спросила Лена, уже когда вышли с "Привоза".
   — А потому, что это была твоя ученица из Степковской школы Тамара Журавлева, одна из дочек-близнецов нашей коллеги Надежды Ивановны Журавлевой! — не выдержав, рассмеялся я.
   Когда мы вернулись к прилавку, чтобы поблагодарить и пообщаться, там была уже такая очередь, что подступиться было невозможно. Видимо кто-то подслушал, что здесь дают овощи бесплатно. Народ набежал за дармовщиной.
    В почти полутора миллионном городе такие внезапные встречи с земляками случались довольно часто.

    Когда счастлив и удачлив, когда все идет так, как тебе хочется, как желается, время бежит неумолимо быстро. День за днем, месяц за месяцем, год за годом. Вот так и добежал 1978 год до своего финала. Перед празднованием Нового 1979 захотелось что-нибудь сделать для того, чтобы праздник прошел ярче, красивее, памятнее для солдат срочной службы, чтобы вспомнился ребятам родной дом, школьные балы-маскарады. Поделился я своими мыслями с Иваном Трифоновичем, а он мне:
    — Так в чем дело, давай пойдем на Одесскую киностудию и прибарахлим твой ансамбль. Глядя на них, и у всех других создастся иллюзия домашней обстановки, появится представление о домашнем уюте и привычной среде. Завтра ровно в 10:00 встречаемся у  ворот киностудии, познакомлю тебя с директором Г. Збандутом, он поможет карнавальными костюмами. Будет все как в сказке, в лучшем случае, как в кино.
   Когда поднимались по лестнице студийного офиса, навстречу нам спускалась группа людей со знакомыми лицами. Иван Трифонович сказал:
    — Смотри, все "немцы" собрались под новый год. Наверное появится новый фильм про войну.  
    Я присмотрелся и узнал Масюлиса, Адомайтиса, Калныньша. Секретарь директора сказала нам, что он находится на совещании в актовом зале. За стеклянной дверью увидели Ю. Медведева, М. Пуговкина, еще несколько знакомых по фильмам актеров.
    Ждать пришлось недолго. Г. Збандут сразу узнал Ивана Трифоновича, пригласил нас в кабинет. Когда поведали о цели нашего посещения, сразу же поднял трубку и распорядился выдать нам под расписку десять комплектов униформы гусар, а для снегурочки — женский костюм русской красавицы. Попросил все вернуть в целости и сохранности после праздника. По дороге на склад костюмерного цеха мы зашли в художественную мастерскую. Художницы-реквизиторы занимались изготовлением холодного оружия для мушкетеров, показали нам альбом  с заголовком "Три мушкетера". Они готовили реквизит для нового фильма по роману А. Дюма, в котором мы со временем увидели Михаила Боярского, Вениамина Смехова, Льва Дурова и других известных актеров со шпагами, которые в этот момент были в полуфабрикате и инкрустировались "драгоценными" камнями.

Какие гусары получились из моих бойцов-артистов видно на этом фото.  Костюм снегурочки, русая коса, туфельки на высоком каблуке как раз впору оказались нашему клавишнику Саше Дьяченко.

   — А откуда это девицу привели, — спросил начальник штаба полковник Кондрат, войдя в фойе клуба.
   — Не приводили, у нас своя, — смеясь ответил я. — Даже фамилию могу сказать. Это наш солдат рядовой Дьяченко.  
   Владимир Владимирович сначала не поверил, подошел поближе, чтобы убедиться в правоте моих слов. И рассмеялся, когда тронул пальцами чисто выбритое личико с густо наложенными румянами.
   Репертуар ансамбля в этот вечер был веселый, молодежный, звучали самые модные по тому времени хиты. Праздник удался на славу.
   Впоследствии мне еще не раз приходилось обращаться к руководству киностудии за помощью и никогда я не получил отказа. Так было и когда готовили театрализованное представление на стадионе СКА Одесского военного округа к 35-ой годовщине Победы, и когда принимали в порядке обмена опытом начальника штаба пограничных войск Кубы, и когда встречали группу офицеров-пограничников из Болгарии.
    В августе 1979 года я получил совершенно неожиданное предложение от командира части. Пограничная строительная рота сдала в эксплуатацию новый четырнадцатиэтажный дом по улице Академика Королева. Мне предложили вселиться в новую двухкомнатную квартиру улучшенной планировки. Восьмой этаж, грузовой и пассажирский лифты, окна, выходившие на три стороны света, восьмиметровый угловой балкон, девятиметровая кухня, раздельный санузел, вместительная кладовка — от такого счастья невозможно было отказаться. Переезд к новому месту жительства не занял много времени. Расстояние было не более одного километра. Соседями оказалось большинство молодых офицеров, моих сослуживцев.
   Завизжали дрели, застучали молотки. Новоселы принялись за обустройство своих новых жилищ. Соседями оказались многие из моих сослуживцев. Среди них оказался и старший товарищ, начальник физической подготовки отряда майор Константин Андреев. Как-то я увидел его радостно несущимся по лестнице, с голым торсом, майкой, намотанной на голову, и с деньгами в руках.
    — Что с головой, Константин Иванович, бандитская пуля?
    — Да нет, это от пыли. Есть же на свете люди, прожившие жизнь и ничего не умеющие делать своими руками. Мужик из соседнего дома попросил положить плитку в его санузле. Теперь вот несу домой гонорар, буду обустраиваться за его счет.
    — А можно посмотреть вашу квартиру, говорят, она на два метра больше наших и планировка другая?
    — Давай в другой раз, а то я там разрушил все.
    Я, все-таки, напросился. Интересно стало, что же он там натворил.
   Когда дверь передо мной открылась, я увидел наружные стены, сиротливые унитаз и ванну посредине помещения, да газовую плиту и мойку там, где должна была быть кухня.
    — И что теперь будет?
    — Через недельку зайдешь, посмотришь.
    А через недельку все уже было по-другому, появилась прихожая, более вместительная, чем прежде, комнаты стали аккуратнее, более вместительные, кухня тоже приобрела другой вид, стала более удобной для размещения мебели.
   Мы же такими глобальными преобразованиями заниматься не стали. Прежде всего решили создать комфортные условия для домашней библиотеки. В мебельном магазине я заметил книжные полки под стекло. Мы приобрели их двадцать штук. Легко и быстро разместили их на простенке из гипсовых плит, в которые гвозди входили легко и намертво. Оставили места для полочек под вазоны. Получилось очень красиво и малогабаритно. Кто-то подбросил нам под дверь рыжего котенка, из заставы мы привели собачку  по кличке Булька. Жили они в нашем доме мирно. Но когда кот стал подрастать, длительные перемирия заканчивались иногда настоящими войнами.  
   Причиной баталий становились случаи, когда Булька залезал под книжную полку и выставлял наружу кончик хвоста. Рыжик легонько трогал его лапкой до тех пор, пока коготь не вонзался в живое. Собачка с визгом выскакивала из убежища. Кот мигом оказывался на занавеске и по ней на карнизе. А однажды, при открытом окне, вылетел на балкон и повис, уцепившись за перила. Кричал со страху так, что пришлось его спасать, хотя угрозы жизни не было. Он повис из внутренней стороны балкона, до земной тверди оставалось сантиметров сорок, а ему, видимо, казалось, что висит на высоте восьмого этажа. Рядом с окном спальни находился балкон соседки Марички, брат которой, моряк  дальнего плаванья привез говорящего попугая Микки. Она иногда выставляла клетку на балкон и тогда вся округа слышала этого списанного на берег матерщинника. Его коронкой была фраза "Боцман — сука!", за что и был списан из торгового флота.
    В это же время уволился на пенсию по возрасту начальник политотдела В. И. Андреев, на его место прибыл из Москвы подполковник Геннадий Николаевич Крутипорох, величайшей душевной красоты человек. Его временно поселили в нашем доме, семья его находилась в Москве до получения трехкомнатной квартиры в другом районе города. Иногда мы встречались в домашней, неофициальной обстановке. Настолько светлой была его аура, что везде, где он появлялся, присутствовали веселье и смех, это был партийный функционер совершенно нового плана, всегда веселый, не подвергающийся унынию в самых сложных служебных и житейских ситуациях.
   Припоминается, например, такой случай. На моей бывшей заставе с того времени, когда я убыл к новому месту службы, сменилось три замполита. Василий Дмитриевич Бабанин снова начал обрастать взысканиями, от которых мы с ним сумели избавиться за три с половиной года совместной службы. Последний из замполитов оказался самым ретивым. Он постоянно звонил Геннадию Николаевичу и сообщал, что начальник находится на службе в нетрезвом состоянии. Начальник политотдела пошел к командиру с докладом.
    — Чувствую, что врет, паршивец, но как его отучить о кляузничества, не знаю.
После очередного телефонного звонка-жалобы "принципиального" замполита, командир поднял в воздух вертолет с двумя пассажирами — офицерами отделений службы и боевой подготовки. Через полчаса вертолет приземлился на площадке у края Будакского лимана. Представители отряда вошли в канцелярию внезапно. Василий Дмитриевич сидел за столом и заполнял очередной день в книге пограничной службы. Он был абсолютно трезв.
    — А где ваш замполит, товарищ капитан? — спросили гости.
    — Да где-то на заставе, может домой зашел, сейчас позовут.
    Через несколько минут в канцелярии появилась обескураженная внезапным визитом отрядных офицеров физиономия боевого заместителя начальника заставы.
    — Вы только что звонили начальнику политотдела насчет того, что начальник заставы готовится в нетрезвом состоянии проводить боевой расчет. Мы же видим его совершенно трезвым. Как это понимать? — спросили кляузника в упор прибывшие офицеры.
    — Не знаю, не знаю, по моим расчетам он к этому времени уже должен был напиться, — услышали они в ответ.
    Это был конец военной карьеры подлого человека. Уже на следующий день он убыл из заставы. А через некоторое время был вообще уволен из войск. Авторитет командира и начальника политотдела поднялся после этого случая на новый уровень. Люди, подобные наказанному таким образом "доброхоту", никогда не пользовались уважением в офицерской среде.
  
    В конце 1979 года, меня все чаще стали привлекать к работе, которой занимались старшие инструкторы политотдела и секретарь партийной комиссии. Я начал выезжать в подразделения границы в составе рабочих групп по проверке состояния боевой и политической подготовки, на разбирательства по жалобам и чрезвычайным происшествиям. Особенно досаждали по тем временам кляузы анонимщиков, с которыми надо было срочно разбираться. Некоторые из таких "писем" были пустословием и чистой ложью, но отдельные из них заслуживали внимания и принципиального реагирования со стороны командования и политотдела.
  Так, например, однажды в мой кабинет неожиданно зашел командир части и спросил:
  — Ну, чем мы тут занимаемся?
  — Да вот, товарищ полковник, планирую работу клуба на следующий месяц.
  — Это может подождать. Поедете со мной. Если верить поступившему сигналу, на одной из застав начальник забыл о своей главной миссии — надежной охране государственной границы. Занялся личными вопросами, подрывающими авторитет войск. На сборы вам 10 минут, машина у входа, — командир был настроен решительно.
    Мы поехали в сторону Николаева, туда, где в нынешние времена я люблю проводить летний отдых.
    Застава стояла недалеко от морского побережья, открытая всем ветрам, а значит, и вниманию местных жителей. Подъезжая к ней, мы увидели рядом с домиком поста технического наблюдения огромную кучу металлолома. Была уже поздняя осень, базы отдыха и санатории закрылись, пляжи пустовали.
   Навстречу нам выбежал сержант, начальник ПТН, четко доложил командиру об обстановке в пределах охраняемой акватории моря.
   Командир же, в свою очередь, спросил:
   — А откуда взялся этот металлолом возле вашей территории, товарищ сержант?
   — А это наш начальник нарядам, идущим дозором по левому флангу, ставит задачу тянуть на заставу все железяки, валяющиеся на берегу, и складывать здесь, — последовал ответ сержанта.
   — И что он с ним делает потом?
   — Сдает на пункт приема в районном центре, а нам приходится загружать и выгружать.
   — А полученные деньги куда идут?
   — А он нам не докладывает.
    В это время подбежал и старшина заставы. Доложил, что начальник находится на выезде.
   — А вы нам пока покажите ваши подвалы, — велел командир.
   Мы прошли на территорию двухэтажной заставы. Подсобные помещения находились под жилым блоком.
Спустились по лестнице и старшина открыл нам подвальчик начальника, не закрытый на замок. Там мы увидели несколько тысяч пустых бутылок.
   — А это богатство откуда?
   — А начальник в летний период дает нарядам мешки и они приносят то, что валяется на берегу. Потом сдает все это в пункт приема стеклотары.
   — А деньги на что идут?
   — А это за пределами наших познаний, товарищ полковник, — съехидничал старшина.
   С появлением начальника на заставе мы выехали на участок, в место, которое было точно указано в анонимке. Там обнаружили два четырехместных деревянных домика. На вопрос, что он с ними делает, капитан замешкался с ответом. Зато старшина с большой готовностью вмешался в разговор.
   — А товарищ капитан  летом сдает их на весь пляжный сезон по рублю за койку.
   Еще много интересных моментов из хозяйственной деятельности начальника заставы мы узнали в этот день. Уже тогда некоторые предприимчивые люди пытались на ровном месте обогатиться, пусть даже такими мелочными способами. Наш визит для этого "мелкого предпринимателя" закончился строгими взысканиями по служебной и партийной линии.
    Приходилось выезжать на заставы и в группах по проверкам состояния боевой и политической подготовки. Так, однажды, я выехал на заставу, находившуюся в Татарбунарском районе Одесской области. Старшим группы был майор В. А. Рожков. Когда прибыли к месту назначения, уже вечерело.  
    — С чего начнем, ребята? — спросил Владимир Алексеевич, встряхнув седой копной густых кудрявых волос.
    Я предложил начать с проверки физической подготовки.
    Дорога ровная, хорошо освещается луной.
   — Отвезем личный состав на трехкилометровую дистанцию. Сигналом для старта будет белая ракета в зенит, — аргументировал я свое предложение, — а под фонарным столбом засечем финишное время.
    Старший группы согласился. Все сделали, как было задумано. Дистанция забега находилась на ровной грунтовой дороге в пределах видимости светового сигнала. Водитель ГАЗ-66 включил фару-прожектор, что означало готовность к старту. Ракета, пущенная начальником заставы, поднялась прямо в зенит. И тут случилось непредвиденное. Опустилась она прямо в центр стометровой колхозной скирды соломы. Машина, следовавшая за бегущими солдатами, собрала всех и мигом доставила к финишу, но тушить вспыхнувшую факелом солому, своими силами уже не представлялось возможным. Прилетевшая мигом колхозная пожарная команда тоже не справилась со стихией. Вылитая в огонь цистерна воды создала легкий пар над горящей скирдой. На этом все и закончилось. Когда огонь уже перестал бушевать, мы увидели свет фар приближавшегося легкового автомобиля.
    — Еду из совещания из района, вижу — застава горит, сердце оборвалось! — сказал вышедший из газика председатель колхоза И. К. Кириляк. — Подъезжаю ближе, застава цела и невредима в отблесках огня. Понял, горит моя солома. Та, которая напополам с люцерной.
    — Да понимаете, Иван Кириллович, — так случайно получилось, — начал было объяснять начальник заставы капитан А. Б. Грабскис…
    — Не надо ничего говорить, жалко, конечно, но бог с ней, со скирдой, у меня еще пять таких есть, — махнул рукой председатель, — сегодня я провожаю студентов, помогавших в уборке урожая винограда. Поехали со мной, "помощнички", зальем вашу активную "помощь колхозу" молодым колхозным вином в молодежном коллективе. На этом и забудем о случившемся.
   В связи с происшествием, мы не стали утруждать солдат никакими нашими мероприятиями. Все дела отложили на следующие дни и вместе с председателем уехали на колхозную базу отдыха, где весело провели время в кругу студентов. На следующий день трактор с плугом вспахал поле и скрыл следы нашей бесшабашной неаккуратности. Бывать в этих местах приходилось еще не раз и Иван Кириллович всегда подшучивал.
   — Что, снова появились, поджигатели? Что сегодня будем палить? Поля еще зеленые, а в коровники и свинарники не пущу!
    По всем признакам я понимал, что командование готовит меня на должность старшего инструктора политотдела, но перспектива такая была весьма отдаленной. Москва крепко держала руку на заполнении вакантных должностей в Одессе. Как только такие появлялись, они тут же заполнялись офицерами, длительный период отслужившими на Крайнем Севере, Дальнем Востоке, в Средней Азии. Я чувствовал, что моя очередь не скоро подойдет, а до присвоения звания майор оставался один год. Уже с лета 1980 года я все чаще и чаще начал задумываться о переводе на другое место службы. А тут еще и случай подвернулся. С проверкой состояния работы с кадрами политсостава в августе прибыл в отряд майор В. И. Иванов — начальник отделения кадров политсостава из управления округа. Он долго и внимательно осматривал мое клубное хозяйство, похвально отзывался о всей проделанной нами работе. Я напрямую заявил ему о своем желании перевестись в другой отряд, указав причины. Он пообещал подумать и найти подходящий для меня вариант. После этого разговора прошло несколько месяцев. В конце ноября я попросил своего нового товарища, заместителя начальника политотдела Г. С. Зыбенко, напомнить майору Иванову о нашем с ним разговоре. Георгий Степанович  при мне поднял трубку и позвонил в отделение кадров политсостава в Киев. Голос из трубки звучал довольно громко и я услышал:
   — Есть на данный момент два варианта: должность замполита дома отдыха "Пограничник" в Ялте и заместителя командира части в г. Великие Мосты во Львовской области. Если он согласен, будем предлагать.      
   Жора на первое предложение ответил, не спрашивая моего согласия:
   — Ялта не для него, там надо угождать большим начальникам, прибывающим на отдых, а он на это не способен.
   Ялта была заманчивым вариантом, но что такое замполит в доме отдыха, я себе и представить не хотел, видел, как маялся от безделья человек на этой должности в нашем, одесском пограничном аналоге, где мои музыканты каждую пятницу играли на танцплощадке. Мне, как всегда, хотелось живой эффективной работы с людьми, полной физической и интеллектуальной нагрузки.
   Я согласен был ехать на Львовщину, если таковым будет принятое командованием округа решение.
   Для окончательного решения о моем переводе выбрали день проведения окружной партийной конференции, на которую я был избран делегатом. Собеседования в отделениях политотдела округа прошли успешно, но окончательное решение не было принято до позднего вечера. По завершению работы конференции я должен был встретиться с начальником ветеринарной службы и службы собак округа полковником Г. Гороховским, учитывая специфику подразделения округа, куда меня направляли на должность заместителя командира по политчасти. С должности начальника клуба сразу на зама — это был прыжок через несколько ступенек. Поэтому боязнь кадровиков допустить ошибку при назначении была оправданной. Полковник Гороховский оказался интеллигентным человеком в очках с массивной оправой и мягким тембром голоса. Беседа наша длилась всего несколько минут. Он спросил, как я отношусь к животным, интересовался и моим отношением к людям. Сказал, что я, по его мнению, достойная для назначения кандидатура. Но попросил подождать еще несколько минут.
   — Сейчас подойдет Александр Николаевич, последнее слово будет за ним.
   — А кто это Александр Николаевич? — наивно спросил я.
   — Да есть тут один прапорщик, который не любит, когда полковники без него принимают серьезные решения, — то ли в шутку, то ли всерьёз ответил полковник Гороховский, — да вот он уже и идёт.
   — К нам подошел крепко сложенный, невысокого роста мужчина лет за пятьдесят, одетый по случаю конференции в парадную форму со всеми регалиями. Увидев меня, незнакомого, представился:
   — Старший прапорщик Смолин.
   — Капитан Дорбалюк, — я представился так же по форме.
   — Ну как, Саша, подойдет капитан в замы к Артамонову? — спросил полковник.
   Александр Николаевич посмотрел на меня снизу вверх смеющимися голубыми глазами и сказал:
   — А чего, рост для руководителя подходящий, с усами гренадер, лишь бы собачек и курсантов наших не обижал.
   — Так что, ты согласен на его назначение?
   — А ты, Гриша, что не понял, я же сказал "да".
   Обращаясь уже ко мне, полковник сказал:
   — Ну, пока езжайте домой и ждите приказа о назначении. Будем работать в одной упряжке.
   Часть, в которую меня назначали была межокружной школой служебного собаководства, готовившей сержантов-инструкторов служебных собак для всех частей округа.
   После этой короткой беседы я ушел под прессом нахлынувших вдруг впечатлений.
  — Так вот он какой, прототип старшины Смолярчука из кинофильма "Над Тисой", герой повестей Александра Авдеенко, кавалер ордена Ленина, легендарный старшина-пограничник Смолин, задержавший лично 167 нарушителей государственной границы! — думал я. — А ведь по внешнему виду и не скажешь, простой русский мужик, каких сотни ходят по улицам города. Такое доброе, улыбающееся лицо, простонародная речь, а сколько доблестных дел сделал он для державы, для охраны ее священных рубежей, — нахлынувшие чувства переполняли мою грудь.
(На фото: легендарные прапорщики-пограничники Варлам Михайлович Кублашвили и Александр Николаевич Смолин).
    С этим славным человеком, Александром Смолиным, начинавшем службу в пограничных войсках в том году, когда я только родился, мне посчастливилось общаться целых девять лет службы на Львовщине, куда я собирался уехать и навсегда оставить милую Одессу и уже обжитую квартирку в хорошем районе. Начинался новый период службы, в новом качестве.
    Девятого декабря меня вызвал начальник отряда полковник М. В. Осипов и поздравил с новым назначением. За приставным столом сидел незнакомый полковник, тоже поздравивший. Михаил Васильевич сказал, что это новый начальник отряда полковник Ягодкин, принимающий часть в связи с его уходом на пенсию:
   — Познакомьтесь, часто придется общаться на заседаниях военного совета.
   Всего два дня заняли у меня прием и передача материальных ценностей, прощание с коллегами, личным составом выпестованного мною ансамбля, художниками клуба. Все солдаты срочной службы, находившиеся в моем подчинении, к новогодним праздникам увольнялись в запас. Им я пожелал удачи на жизненном пути. У начальника ветеринарной службы майора Георгия Фесенко расспросил все о своем новом месте службы. Он там бывал каждые шесть месяцев в составе выпускной комиссии, рассказал много интересного и полезного для начала службы в новых условиях. Семья оставалась в Одессе. Снова на неопределенное время. Опять "жди меня, и я вернусь…"